Грамматика цивилизаций

• Единственным настоящим поражением коммунистического Китая следует считать эксперименты в сельском хозяйстве. Рекордные урожаи, наивные статистические ухищрения, официозный оптимизм до 1958 г. еще могли скрывать реальное положение вещей. Статьи и книги энтузиастов способствовали распространению подобных иллюзий на Западе. Но катастрофические неурожаи в 1958, 1959 и 1960 гг. нанесли чудовищный удар по этому оптимизму, хотя во многом такой удар следует считать несправедливым.

Несправедливым по следующей причине: катастрофические неурожаи, в первую очередь, объясняются естественными причинами. Китай часто становился жертвой чередующихся или случающихся одновременно засух и наводнений, особенно частых в северных районах. В 1961 г. по этим причинам погибло более половины урожая. Торнадо и наводнения повлекли за собой миллионные человеческие жертвы, и в то же время (с марта по июнь того же года) можно было вброд перейти Хуанхэ, ставшую буквально ручейком. Засухи, тайфуны, наводнения, сельскохозяйственные вредители — это старые враги, которые не разоружились перед новым Китаем.

Нужно ли говорить о том, что Китай расплачивается, как и все социалистические страны, за свои успехи в промышленности? Быть может, была сделана слишком большая ставка на индустриализацию при одновременной недооценке сельского хозяйства. Официальная печать, рассказывая о «естественных катаклизмах, равных которым не было на протяжении столетия», упирает на возможность саботажа: «Часть многочисленных управленческих кадров, посланных в деревню в августе 1960 г., чтобы помочь в спасении урожая, пренебрегла своими обязанностями и не исполнила указаний правительства и партии», войдя в сговор с «консервативными элементами среди населения». Не стоит слишком верить «объяснениям, сводящимся к поискам козла отпущения». Вероятно, что коллективизация в Китае, как и других странах, наталкивается на сопротивление крестьянства, в массе своей более консервативного, чем остальное население. Впрочем, некоторые шаги властей указывают на определенные уступки в этой области: в частности, упор делается отныне на небольшие производственные бригады, а не крупные, как некогда.

Эти катастрофические неурожаи и сегодня влекут за собой значительные последствия. Они замедляют экономический рост, вынуждают Китай уменьшить экспорт продовольствия в Россию в счет оплаты за предоставление ему услуг и промышленных товаров. Они также заставляют Китай обращаться к Западу с просьбой увеличить поставки зерновых: 9—10 миллионов тонн запрашиваются у Канады, Австралии, США, Франции, Бирмы и даже у Тайваня. В Лондоне, где занимаются организацией перевозки продовольствия морским путем, считают, что на протяжении трех лет Китай должен платить 80 миллионов фунтов стерлингов в год за поставляемые ему продовольственные товары. Но как? Возможно, что оплата будет произведена за счет поставок ртути и драгоценных металлов — золота и серебра.

Конечно, это серьезный удар по экономике, находящейся в процессе роста, — удар, способный нанести немалый урон будущему Китая, чье хозяйственное развитие было до этого бесспорным, энергичным, вызывало удивление.

Китайская цивилизация в современном мире

Наблюдаемый прогресс вряд ли стал возможным без той роли, которую в китайском мире играет национализм особого рода, который назвали варварским и неприемлемым словом культурализм: речь идет о чувстве гордости, которое является не национальным, но культурным, о цивилизационном национализме, если угодно, о древней и все еще живой реальности, которую нужно постараться объяснить. Дело в том, что сегодняшний Китай, с первого взгляда такой обновленный и непонятный, не отказался от былой национальной гордости, которая была унижена в столетие (1840–1949), предшествовавшее коммунистическому режиму.

• Китай видит себя великой державой и великой цивилизацией: он всегда верил в свое превосходство над остальным миром, в преимущества своей цивилизации, окруженной в его глазах варварством.

Былая гордость Китая очень похожа на гордость вчерашнего Запада.