Грамматика цивилизаций

Что касается человеческой истории, то пятьдесят лет чередования революций и испытаний остаются недостаточным хронологическим пространством, чтобы можно было сделать окончательные выводы о произошедшей идеологической, социальной и культурной эволюции общества, последовавшей за столь резкой ломкой общественных структур. Нужно отделить то, что в данном опыте является неприемлемым (прежде всего в годы переходного периода — до и даже после 1930 г.), от того, что оказалось и останется эффективным. Только тогда можно установить окончательные отношения между насильственно привитой идеологией и обществом, ставшим объектом опыта, который оно не выбирало и которого до конца так и не понимает. Так, например, явилось ли предсказанное еще Лениным восстановление широкой сетки заработной платы случайностью, волей всемогущего Сталина, выражением социальной необходимости или фактором неизбежного экономического процесса? Таким образом была установлена социальная иерархия в обществе, появились очевидные привилегии. Один из советских ученых шутил: «Мы — это советская буржуазия…» Но эта иерархия сможет только тогда восстановить социальные классы, когда эти привилегии, сегодня связанные с исполнением должностных функций, будут автоматически передаваться от отца к сыну в виде разного рода преимуществ в части образования, денег, должностей. Эта тенденция является естественной для любого общества, где сохраняется семейная жизнь; коммунизм не затронул ее основ, а Сталин даже укрепил.

Другая важная проблема — попытки реорганизации сельскохозяйственного производства на коллективной основе не дают никаких результатов, что вызвано, судя по всему, сопротивлением крестьян, с которыми еще недавно Сталин столь жестоко обращался. Но создается впечатление, что крестьянская проблема, опосредственно ощущаемая в современной русской литературе, является лишь нормальной, естественной реакцией «традиционной» культуры, которая была вырвана из привычных вековых рамок в процессе быстрой модернизации национальной экономики. Похоже, что аналогичная проблема возникает во всех странах, которые выбрали путь быстрого промышленного развития, какими бы ни были принятые при этом решения.

Еще одна проблема: было ли сказано последнее слово — если вообще в этом вопросе может быть последнее слово — в диалоге между советской идеологией и православной церковью? Перед лицом «религиозной недоброжелательности» правящий режим выбрал путь воинствующего материализма, шокового рационализма, т. е. не отрицания Бога, а велеречивого утверждения человека. Но разве война не способствовала росту ценностей православной веры? Она привела к компромиссу между церковью и Сталиным. Разве Сталин не восстановил Московскую патриархию, которую ликвидировал Петр Первый? Седьмого ноября 1951 г. он напомнил в своей речи о князе Александре Невском, которого церковь причислила к лику святых. Конечно, верующие, посещающие церковь, — это в основном пожилые люди. Однако интересно было бы узнать, каково истинное отношение большинства населения к церковным обрядам: крещению, свадьбам, похоронам? Декорации, которые государство возводит вокруг таких гражданских церемоний, как свадьбы, показывает, что необходимо заполнять пустоты, бороться с церковными обрядами.

Наконец, с появлением новых поколений не предается ли забвению драматичное прошлое, не происходит ли глубинного сворачивания изучения самого марксизма-ленинизма подобно картезианству на Западе, которое, сохраняя свое значение, постепенно уходит из западного сознания? Это все истины, которые и так понятны и потому не требуют постоянного обсуждения. На 220 миллионов советских людей приходится 9 миллионов членов партии. Марксизм-ленинизм — их достояние, их лозунг, их язык повседневного общения. А что остальные?

• Тем не менее наиболее глубоко советское общество меняется под воздействием индустриализации и близкой перспективы ее успешного завершения, что предполагает необходимость развития успехов, преодоления трудностей, исправления недостатков.