Грань

Человеку в жизни часто приходиться совершать подвиги, один из них и мои курсы в пятьдесят лет по биохимии, которые я, успешно окончила и вполне хорошо работала лаборантом биохимической лаборатории. Но начало изучения курса по биохимии было для меня астрономией. Я вставала в четыре утра и учила материал, и даже понравился процесс обучения. Экзамен сдавала, я уже сыпала знаниями в полной последовательности всех химических процессов, из чего сейчас я могу вспомнить только одно слово, переаминирование. Космосом был для меня и компьютер. Сын напечатал мне пятьдесят страниц и сказал: печатай сама, я хотела отказаться, но его решительное, печатай, подействовало вполне успешно.

И последнее, как прошлое встаёт перед человеком в новом свете. Давно нет той деревни, где я росла, но я благодарна той обстановке, которая способствовала трудовым навыкам и высокой нравственности молодёжи. Приехавшие в 1912 году переселенцы из Белоруссии, деревни тяжёлым трудом создавали, в 1960 годах, укрупнением колхозов, другие их разрушали. Зачем людям такое улучшение, если оно несёт их укладу жизни разрушение? Какой государству от такого укрупнения толк, если поля стали заброшенные, и хозяином местности стал ветер, медведь и волк? Я только сейчас подумала, когда мы работали в уборку на комбайне, нам ни разу в голову не пришло, принести горсть зерна курам. И родители не настраивали. Сейчас бы я додумалась. В пятнадцать лет нас посылали на мелкие работы. Одна из них стоять на накопителе соломы у комбайна и по мере его наполнения нажимать на педаль. Там было огорожено и опасности я не припомню. А вот в другом месте была опасность, но нас никто не предупреждал. Из бункера комбайна на ходу, вниз сыпалось на площадку зерно, надо было подставить мешок под струю и по мере наполнения его надо было завязать и сбросить на землю. Для пятнадцатилетних, этот труд считался уже подходящим. Я не помню, чтобы это было тяжело. Не помню, как на ходу комбайна мы умудрялись пролезать наверх и смотреть в бункер, сколько там зерна? Я была внизу, сестра наверху, я и полезла смотреть, чем она там занята и увидела, что она лежит в этом бункере, на железных рёбрах его, зерна скопилось много и она его от центра перемещает в другие места. Мне стало смешно, нам всегда было весело. Другой раз я была наверху, зерно подбирается уже под отверстие, из которого оно сыплется, так мне тоже нужно было изловчиться и отгребать его. Я это и делаю, сидя в бункере и вдруг чувствую, что меня кто-то хватает за спину. Это был крутящийся механизм, который чудом меня не затянул, он оставил только масляный след на одежде. Я тогда даже страха не испытала, только много лет спустя. Как мы тогда себя вели в деревне, молодёжь, сейчас не будет вести никто. Знакомств с юношами мы тогда не искали, мы их избегали, мы почему-то отказывались и сторонились. Когда я была на работе в лесу, в котором женщины косили траву на силос, то я подгребала её остатки, когда возчик приедет и заберёт эту траву. Возчик такого же возраста, как я. В лесу пусто, женщины уходят вперёд косить траву. И когда возчик попытался ко мне подойти, я отбежала и стою в уверенности, что дальше он не пойдёт. Приехали к нам в село студенты на уборку урожая, ходим на танцы. Мы с двоюродной сестрой в паре танцуем, нас два парня остановили, и мы пошли с ними танцевать. Парень приглашает меня прогуляться, я отказываюсь. Это же сделала и моя сестра, хотя мы с ней об этом не договаривались. У нас дома жили четыре студента, и один из них мне нравился, так я умудрилась с ним ни разу не разговаривать. Перед отъездом, вечером сели за стол вместе посидеть с ними я и родители. Родители быстро ушли, а я осталась с ними. Кто-то добрый, сердобольный, хотел помочь своему товарищу и меня вместе с парнем, который мне нравился, вытолкали за дверь, иначе и не скажешь, я же, наверно, упиралась. Ещё и на крючок закрыли дверь. Мне это не понравилось, я постучала, они не открывают, тогда я взяла коромысло и стала стучать в дверь. Родители мне открыли, другого шума не было, отношения не выясняли.