Грань

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ Тайное явное или Макьято, теперь с пенкой

Мороз не отпускает. Кажется, он к нам надолго.

— Конфет, ты че без шапки? — наезжает на меня Рози, еще издалека завидев мой красный нос.

— На шарф понадеялась, — отчитываюсь я.

— И где?.. — инквизитирует Рози, будто в детском садике.

— Посеяла.

Даже заметила не сразу — не до того было. Тротуары наши, залитые гололедицей, да травмы-переломы прохожих на этой почве — это давно уже притча во языцех. К тому же, пока добралась, пару раз звонил Эрни. Я мысленно на него огрызалась, но была для него недоступна и решила оставаться недоступной весь сегодняшний день. Может, и сверх того.

— Кати, ну чего там твои ПЦР-тесты?.. — по-отечески сердито наседает на меня Мартин.

— «Негатив», как видишь.

— Никого там больше со вчерашнего дня не лапала?..

— Нет вроде.

— Вот и «файн». Погнали в сенат.

— Перебил?.. О-о, Ма-артин!..

Паясничаю: напускаю на лицо по-идиотски заискивающее обожание примерно-подобострастной подчиненной, которому шеф, естественно, не верит:

— Так, пообезьянничай у меня! Все отменить! На моей поедем. Берешь планы, спускаешься и ждешь меня!

— Там же ж холодно! — возмущенно взбрызгивается за меня Рози.

— Ну, оденешься! И никуда не рыпаться!

— Есть — никуда! — «козыряю» я.

* * *

Итак, мне не суждено отсидеться в тепле. Потерянный шарф, о котором успела позабыть, напоминает о своей пропаже аккурат, когда, как дура, вылезаю из конторы. На мерзком абсолютно Ку‘Дамме мороз кусается, грызет щеки, откручивает уши.

Прячусь в капюшоне — только нос наружу торчит. Итит его мать, да где ж там Мартин.

Перебираю в уме, где могла забыть шарф. В памяти мелькает «белое на белом», вернее, на «цвета макьято». Понимаю, что шарф остался в машине у… Нины.

Ненавижу свои заиндевевшие пальцы за то, что они сами стаскивают с себя перчатку, сами лезут к телефону и странно подрагивают, когда набираю его.

Да, признаю: было. Было это чувство — будто в привычное вернулась. Не вернулась даже — окунулась на время, пока сидела рядом с ним, плавала в его рутине, его ежедневном узком пространстве. Машина не моя, не моя ежедневность. Я сама к нему ввалилась, будто урвать себе чего решила. И хоть вчера мне было не до этого — было. Не боюсь признать.

Нет, не тоска это была, не ревность. Вон, ее же вещи лежали там, на заднем — ведь не он на йогу ходит. И вроде разошлись мы с ним еще до расставания, но то вчерашнее, в которое к нему нырнула, напомнило мне другое время. Тогда мы жили вместе, все шло само собой, не требовало каких-либо определений. И расставаний не предвещало.

Я ж говорю, вчера это не грусть была, а напоминание о былом привычном, дискомфорт от того, что вторглась в их интимный мир, в котором, как теперь оказалось, еще и напоминание о себе оставила.

— Алло, Рик, привет… Не отвлекаю?..

— Привет, — приветствуют меня. — Эм-м-м… Кати?..

Голос у Нины уже совсем другой, чем когда парились вместе в сауне. Теперь она снова парится, хотя запарки ее уже далеко не физиологического характера.

Мне неинтересно, кто из ее подруг открыл ей, наконец, глаза, та ли стервоза, что тогда на меня зырила. Отчего-то думаю, что произошло это еще намедни, и шарфик мой сейчас уже погоды не сделал.

Представляю, как сегодня, садясь в машину, она заметила его на переднем сиденье. Или сама нечаянно на него села, когда Рик ее вез. Понимаю, что не решусь сейчас говорить с ней про шарф, который наверняка больше не увижу.

Колючий ветер, хорошенько разогнавшись, набрасывается на меня, исполосовывает щеки. Всю меня от ключиц и выше пронизывает сердитым морозным холодом — а вот не лови раззяву, не лови, не теряй шарфов.

Таким образом вместо того, чтобы пожалеть Нину, которой достался шарф и достался Рик, я благоразумно жалею себя. Это ведь мне теперь придется купить новый, если я раньше не свалюсь с простудой. А ее никто не просил брать его телефон. Помнится, когда-то я из принципа этого не делала.

— Извини, что отвлекла. Не знала, что Рик забыл телефон, — спокойно сообщаю ей без дальнейших пояснений. — Пока.

Для того, чтобы прийти в себя, одуматься и перезвонить-навязаться, Нине не надо и полминуты.

— Алло, Кати…

— Нина?

Живость, от которой мой голос кажется заинтересованным — это на самом деле удивление. Я удивлена, что ей еще что-то оказывается от меня нужно.

— Я подумала, что нам будет лучше поговорить.

Лучше — это смотря для кого. Абсолютно не лучше, к примеру, если кто-то за мой счет собирается сделать лучше себе.

— Что ж, я тебя слушаю.

Стараюсь говорить спокойно и в меру участливо.

— Вот ведь как. Ха-ха.

Сухой, недобрый смешок. Я почти забыла — Нина у нас не робкого десятка.

— Кати, я понимаю, как это, возможно, глупо. Мы с Риком вместе и мне не стоит беспокоиться.

Ух ты ж. Да у тебя прям фора перед твоей товаркой по — чему, собственно? несчастью? — Линдой. Та не дошла до твоих прозрений и поначалу попросту гнала пургу.

Невольно раздражаюсь: со мной уже что, больше поговорить не о чем? И чего это они все ко мне лезут, не боятся? Я явно посылаю не те сигналы.