Алексей ухватил его за рукав и потащил обратно в дом. Гулянка уже близилась к концу. Кто-то копошился на кухне, пытаясь отыскать в груде сваленных как попало фуфаек и полушубков свою одежку, кто-то уже спал за столом, положив голову на руки, кто-то, встав раком, шарился в пустом рюкзаке, путался в лямках и матерился. Никифор Петрович в очередной раз заводил дребезжащим голоском песню, она у него не заладилась, и он привычно смолк.
– Тихо, мужики, тихо! – Алексей все еще держал Степана за рукав, словно боялся, что тот убежит. – Э, проснись! Тихо! Пару слов скажу.
Глаза у него диковато посверкивали, внушительный, туго сжатый кулак белел казанками. Глядя на Алексея в эту минуту, можно было подумать, что по земле ходят и живут на ней двое Селивановых – один на гулянке, а другой – в обычной жизни.
– Лучше так. Я вам один вопрос задам. Все слушайте. Вопрос такой – кто в Шарихе хозяин? Мы или Пережогин? Только прямо. Мы или он?
В горнице стало тихо. Мужики хоть и не трезвели, но приходили в себя. Молчали. С ответом никто не торопился. Алексей ждал. Но терпения у него хватило ненадолго.
– Пока мы молчим и задницу чешем, Коптюгин пообещал Берестову голову отвернуть. Что Пережогина пугнул. Кто следующий? Завтра он мне, послезавтра еще кому-нибудь пообещает. И свернет, если захочет. Вы Коптюгина знаете, будет байки травить и между делом свернет. Ну а мы тогда кто будем? Бараны?!
Мужики как будто разом соскочили с зарубки, все, до единого, закричали:
– Сколько можно терпеть!
– Шея-то – она тоже не казенная, своя…
– Под самую глотку подперли, как ножиком!
– Правильно, дать раз по мусалу, чтоб искры полетели!
– Землю-то, землю-то искорежили, как жить будем?!
– Вот так и будем, жену отдай дяде, а сам иди к…
– Разом навалимся, не устоит!
– А раз так, – переждав гомон, упрямо продолжал гнуть свое Алексей, – надо пойти к нему всем и сказать – если ты, Коптюгин, Берестова тронешь или Пережогин еще раз к кому-нибудь прилетит, мы тебе на собрании общую фигу покажем! Всех не уволит!
– Точно! Всех не уволит!
– Пусть попробует, зубы обломает!
– Сам-то в тайгу не полезет, жир растрясать!
Была общая сила и общее согласие в этой разноголосице. Степан впитывал ее в себя, и ему казалось, что свернуть рога Коптюгину и Пережогину будет несложно. Видно, и мужики думали так же, больше не митинговали и расходились с гулянки объединенными и уверенными в себе.
3
Спозаранку – еще завтракать не садились – возле дома заревел «буран». Никифор Петрович выглянул в окно и удивленно вскинул реденькие брови.
– Участковый пожаловал. Чего это он?
Широко, по-хозяйски распахнулась дверь, и в кухню ввалился шарихинский участковый Фомин – здоровенный мужичина под два метра ростом, с красным, словно ободранным лицом. От толстого, овчинного полушубка, туго перетянутого широким ремнем с заиндевелой пряжкой, несло холодком. Фомин скинул мохнашки, шумно посапывая, потер руки и лишь тогда поздоровался хрипатым, простуженным голосом. При своем грозном, внушительном виде участковый имел легкий и добродушный характер, за что его и уважали в округе. Свою немереную силу он почти никогда не пускал в дело, но тем не менее самые задиристые мужики, частенько под хмельком, а бывало, и с заряженными ружьями, утихали и сдавались без боя при одном виде участкового. Фомин даже пистолет с собой не носил.
Еще не зная, зачем пожаловал участковый, еще ничего не услышав от него, кроме «здравствуйте», Степан сразу уверился, что гость пожаловал к нему. И не ошибся. Фомин оглядел встревоженное семейство, смущенно кашлянул в огромный кулак и простуженно забасил:
– Вы уж извините за беспокойство. Мне со Степаном надо поговорить. Выйдем на минутку.
Выходя на улицу следом за ним, Степан уже не гадал, а точно знал – зачем приехал Фомин. И от его прямого, в лоб, вопроса не растерялся. А Фомин, нависая над ним, просверливая взглядом, спросил:
– Где твой карабин?
– Не мой, а пережогинский, сам знаешь.
– Но теперь-то он у тебя. А раз у тебя, я его должен изъять, и, сам понимай, – незаконное хранение…
Сначала вертолет, потом разговор с Коптюгиным, его неприкрытая угроза, а сейчас вот – «незаконное хранение»… Что ни говори, а серьезный мужик – Пережогин, цепко хватает, уверенно. И, похоже, что это только цветочки. Но вчерашняя поддержка мужиков придавала смелости, охраняла от испуга, и Степан темнить перед участковым не стал.
– Пережогин на мой участок прилетел с карабином. Лосей бить без лицензии. Карабин я забрал, на участке спрятал. Ясно?
– Ясно-то ясно, – тянул Фомин. – А как ты докажешь, что карабин пережогинский, он ведь нигде не зарегистрирован.
– А то ты сам не знаешь!
Краем глаза Степан заметил, что домашние украдкой наблюдают за ними из окна, и предложил выйти за ограду.
– Какая разница? – не понял Фомин.
– Мои вон смотрят. Боятся, как бы ты в кутузку меня не увез.
– Пошли.
За оградой Фомин помолчал, потоптался на снегу своими большущими разношенными валенками и покачал головой, всем своим видом показывая – ну и задачку задали. Степан попер напролом: