Грань бездны

– Дорогие мои братья и сестры! – изрек первосвященник, опустив очи долу и убедившись, что умолкшая площадь внимает каждому его слову. – Нерадивые, но возлюбленные чада семи ангелов! Все вы, чьи неустанные молитвы вселяют в Метатрона сомнения и не дают ему выплеснуть на нас седьмую чашу гнева господнего! Мы с вами собрались здесь с одной и воистину благородной целью – спасти душу заблудшего во мраке единоверца и не дать ей влиться в проклятое полчище Багряного Зверя! Завтра на общем молебне мы попросим Септет, чтобы он препроводил очищенную от скверны душу нашего брата Гуго к Райским Котлам. А сегодня ему предстоит пройти суровое испытание, ибо только таким путем попадают в рай те, кто посягает на святость и чистоту нашей веры!..

– Я никогда не посягал на нашу веру! – вновь возопил де Бодье, стряхнув с себя предательское оцепенение. – Я чист пред ней и в помыслах, и деяниях! Да, каюсь: волею судьбы у меня не было шанса регулярно совершать помазания! Но когда три дня назад я со слезами на глазах молил вас, ваше ангелоподобие, одарить меня новыми стигмами, вы мне отказали! Да, я мало кому здесь знаком, поэтому на меня так легко и возвели поклеп! Вот почему я призываю в свидетели моей правоты ангелов – тех, от кого при всем желании нельзя утаить правду! О Метатрон, пошли же наконец нам знак, что ты видишь, насколько я пред тобой искренен!

– О мой заблудший брат, сколь же велико твое грехопадение! – вместо Метатрона ответствовал вероотступнику Нуньес. – Отказываясь от чистосердечного раскаяния, ты продолжаешь упрямо стоять на своем, да еще гневишь Септет! В последний раз призываю тебя: одумайся, открой свою душу, вознеси молитву и впусти в сердце ангельскую благодать! Ведь если мы – твои братья по вере – не простим тебя, ангелам сделать это будет не менее трудно!

– Братья и сестры! Единоверцы! К вам обращаюсь, ибо вам я доверяю больше, чем тем, кто устроил надо мной неправедное судилище! – Отвернувшись от первосвященника, Сенатор предпочел говорить с народом. Что было весьма хитро. Если Нуньес не питал к Гуго ни грамма симпатии, то толпу де Бодье однозначно не оставил равнодушной. – Нет на мне греха вероотступничества, клянусь пред ликами взирающих на нас ангелов! Пока не поздно, помолитесь вместе со мной о чуде, которое убедило бы всех вас в моей невиновности! И вас, ваше ангелоподобие, я призываю присоединиться к нашей братской молитве, ибо, как честный септианин, я не держу на вас зла за допущенную вами ошибку! Начнем же прямо сейчас! О превеликий Септет Ангелов! Услышь мольбу раба твоего Гуго, который был несправедливо осужден на смерть и возносит тебе свою последнюю молитву!..

От столь немыслимой наглости Нуньес оторопел. Наверняка в его судейской практике встречались вероотступники, которые наотрез отказывались признавать свою вину. Но будучи помещенными в Душечиститель, все они либо немели от ужаса и замыкались в себе, либо истово молились, не реагируя ни на что, либо напрочь утрачивали рассудок и начинали биться в истерике. Подобные же экстравагантные еретики, которые в полушаге от жуткой смерти начинали бы заигрывать с толпой – исключительное право, которое было дозволено здесь лишь самому Нуньесу! – первосвященнику явно еще не попадались.

Заткнуть вероотступнику рот кляпом он не мог. Согласно протоколу церемонии Гуго еще предстояло ответить на ряд протокольных вопросов. Приказать клирикам бить связанную жертву тоже нельзя. Единственная пытка, которую разрешалось применять дознавателям синода – изматывающие круглосуточные допросы вкупе с мрачной обстановкой и скудной тюремной пищей. А рукоприкладство церковь Шестой Чаши категорически отвергала – чай, не в дремучие века живем, и чрезмерная строгость к заблудшим единоверцам не делала чести служителям Септета.

Прежде чем с первосвященника сошла оторопь и он вновь заговорил, де Бодье успел прочесть половину своей отчаянной молитвы. Словами не описать, как он старался, – такое следовало видеть и слышать самому. В этом, по сути, и был весь Гуго. Ежели он брался за работу, то делал ее на совесть, будь она хоть ремонтом бронеката, хоть мольбой к ангелам о даровании чуда. И когда я увидел, как стоящий справа от меня горожанин – прилично одетый господин средних лет – взялся шепотом повторять вслед за Сенатором слова его проникновенной речи, мне тоже невольно захотелось к нему присоединиться.

Впрочем, на площади набралось немного откровенно сочувствующих де Бодье септиан. И все же их было гораздо больше, нежели я рассчитывал увидеть. Все молитвы в толпе сейчас читались вполголоса, чего нельзя сказать о выкрикиваемых еретику проклятьях. Но даже проклинай его в эту минуту хор из полутысячи человек, подавляющая часть зрителей все равно хранила молчание.

Подчеркиваю: они молчали, а не выступили решительно в поддержку первосвященника. Это значит, что брошенные Сенатором в народ зерна сомнений все же проклюнулись. Нам с Убби и прочими заговорщиками требовалось лишь вовремя удобрить эти семена, чтобы они в итоге дали всходы. Чем мы и должны были заняться уже очень скоро.