Грань человечности

Произошедшее сильно ударило по боевому духу Стрельцова. Он предполагал, что встретит на своем пути людей с замутненным сознанием, принужденных действовать против воли. Но эти существа… К такому он оказался не готов. В них не осталось ни следа былого человека. Их тела, их личности были жестоко переработаны этим неизвестным Сознанием в мясных марионетках. Чем оно являлось? Какие цели преследовало? Пока что все попытки Серафима найти ответы на вопросы рождали еще больше новых.

Стрельцов был так сильно занят мыслями о произошедшем, что сам не понял, как нашел люк в подпол кабины и извлек оттуда несколько энергоячеек. Не желая больше сюда никогда возвращаться, он связал обрывком провода всю добычу и потащил ее к точке входа, с трудом переставляя ноги по неровному полу. Серафим оставил пару источников питания, поэтому выйти наружу смог через штатный воздушный шлюз. Снова оказавшись среди холода и безмолвия космоса, он все еще продолжал слышать пронзительный визг того существа, бывшего когда-то человеком.

Стальной трос, как и говорил Алтер, позволил без особого труда переправить на борт ES-155–1 и весь груз, и самого Стрельцова. Он тяжелой гулкой поступью проследовал в кабину и рухнул на командирское кресло, к странной форме которого уже успел привыкнуть. Следовало связаться с Говардом, но сил на разговор совершенно не осталось, поэтому Алену было отправлено текстовое сообщение с кратким описанием всего произошедшего и координатами корабля. Хотелось бы больше не тревожить покойников, но их трупы требовалось изучить.

— А сам ты еще считаешься человеком? — тихо пробормотал Серафим, глядя на свое отражение в отключенном мониторе.

— Что-то не так, командир?

— Не бери в голову, Алтер. На том корабле я увидел нечто очень неприятное. Но не важно. Ты поврежден, и мы почти наверняка знаем, как это исправить. Поэтому подзаряжайся, и будем убираться отсюда.

— Принял, начинаю подготовку к пространственному скачку. И спасибо за заботу, — немного помедлив, добавил Алтер.

XVII

Фридрих спускался вниз, назад в свое убежище. Ему бы не следовало выходить на поверхность, но иногда наступал тот предел моральных сил, когда уже невозможно дольше находиться взаперти. Снаружи не было ничего, кроме бескрайней снежной пустыни, но даже такая смена обстановки позволяла привести в порядок мысли. Предыдущие месяцы лишь этот ослепительный белый свет и холодный ветер могли успокоить его.

Но все изменилось несколько недель назад. Вернулся тот, кто помог ему освободиться от старой жизни. Фридрих никогда не оставлял надежды, что Серафиму удастся выкарабкаться. И не зря. Сегодня пришла очередная весточка от Стрельцова. Теперь уже стало очевидно, что все происходит на самом деле, и Айзек его не обманул.

Айзек Квад. Человек, спасший Серафима, а потом и сам спасенный им. Они были знакомы не так долго, но Фрид уже привязался к Айзеку. Эти двое имели похожее прошлое, настоящее и, пожалуй, будущее. Оба хотели сделать мир лучше, но их желания вывернули наизнанку. Оба пытались пойти против системы, за что и поплатились, лишившись всего, даже привычного человеческого облика. И обоих вытащил из отчаянного положения Серафим Стрельцов. Если будет нужно, то Фридрих пойдет на многое, чтобы отплатить этому человеку. И он был убежден, что Айзек поступит также.

Сам Квад не только не стремился выбраться наружу, но даже из занятой им части убежища выходил не очень часто. Он все время проводил за работой, несмотря на скудный запас научного оборудования. Айзек изучал и старые образцы, которые успел забрать из лаборатории, и те, что совсем недавно взял у себя и Серафима. Раньше ему приходилось очень сдержанно записывать результаты исследований, чтобы лишнее на попало к следящим за ним правительственным агентам. Сейчас же Квад вновь почувствовал свободу научного творчества, фиксируя любую информацию после каждого нового теста. Порой ему казалось, что за эти несколько недель работа продвинулась дальше, чем за все время на Кориандре.

Фридрих, наоборот, проведенные здесь месяцы почти не занимался ничем, связанным с его прежней специализацией. Не сказать, что он потерял интерес или профессионально выгорел, просто сейчас не видел дальнейших путей для продолжения исследований. К тому же после побега от Доминиона у Фрида проснулась невероятная тяга к общению. Раньше он почти все свое время проводил в одиночестве, хотя его это и тяготило. Фридрих пытался оправдать такую жизнь засекреченной работой и испорченными отношениями с семьей, но все равно продолжал тянуться к другим людям. И все равно, в конце концов, оставался в одиночестве. Теперь же все мешающие обстоятельства исчезли, а внутренние барьеры пали. Будучи общительным по природе, проведенное в убежище время Фридрих наверстывал упущенное, благо связь с внешним миром на этом объекте имелась. Он говорил и слушал, писал и читал, узнавал новых людей, их привычки и характеры, хоть как-то пытаясь закрыть дыру в своем сердце.