«Гран-При» для убийцы

Они и на этот раз не стали делать больше одного глотка, словно соревнуясь, кто меньше выпьет.

– Вообще-то странное ощущение, – признался Дронго, – спорить о построении теологического государства под звон рюмок.

– Хаш иначе есть нельзя, – добродушно заметил Али Гадыр, – и потом – это, возможно, мой единственный грех. Вы же знаете, что я учился в Англии, и там довольно быстро приобщился к крепким спиртным напиткам. И с трудом отвыкаю от этого своего порока. Но мы продолжим наш разговор. К сожалению, в мире сформировался несколько искаженный образ нашего государства. С ложной подачи американских и израильских средств массовой информации мы выглядим не лучшим образом.

– Согласитесь, что некоторые обвинения имеют под собой реальную почву, – проворчал Дронго. – Могу вас поздравить, у вас великолепный повар.

– Еще по одной тарелке, – добродушно предложил Али Гадыр и, поднявшись, подошел к одной из дверей, позвал женщину. Она появилась сразу, словно ждала с той стороны. Хозяин дома показал ей на тарелки, она, кивнув, поняла все без слов, забрала тарелки.

– А я никогда не говорил, что мы страна ангелов, – заметил Али Гадыр, возвращаясь к столу. – В условиях жесткого противостояния мы обязаны отстаивать свои интересы.

– Но вы их иногда отстаиваете слишком рьяно, – заметил Дронго. – Мир не готов к вашему варианту исламского государства. Феминизм, космополитизм, интеграция, либеральные воззрения, победившие в западном мире, не приемлют тех ценностей, которые вы пытаетесь навязать другим народам.

– Мы ничего не пытаемся навязать, – возразил Али Гадыр, – мы лишь хотим, чтобы нам не навязывались западные ценности, которые мы считаем аморальными.

– Вы не считаете, что это трудно объяснить людям, которые погибают от взрыва бомб, установленных террористами, которые финансируются на ваши деньги?

– Не нужно, – добродушно сказал Али Гадыр, – вы же прекрасно знаете, что палестинцам выплачивают гораздо большие деньги саудиты и иорданцы. Однако они считаются союзниками Америки, и все закрывают глаза на их деньги. А наши деньги вызывают возмущение только потому, что мы не готовы отдавать свою нефть и свою честь американцам.

– И тем не менее вы довольно активно поддерживаете свои группировки по всему Ближнему Востоку.

– А американцы не поддерживают своих союзников? Или когда они вызывают корабли своего флота к берегам Ливана и обстреливают поселки с мирными жителями, даже если среди них и встречаются террористы, – это акция гуманизма? Или израильтяне, которые обстреливают Южный Ливан, тоже демонстрируют свою приверженность миру? Не нужно убеждать меня, Дронго, что мы хуже других. Мы такие, как все. И только защищаем свои ценности.

Женщина внесла еще две тарелки с дымящейся едой, поставив их перед собеседниками, молча вышла. Али Гадыр поднял свою рюмку.

– За нашу встречу, – сказал он и снова сделал один глоток. Дронго последовал его примеру. Лишь опустив рюмку, он пробормотал:

– Мир не готов признавать ваши ценности.

– Это проблема мира, а не наша.

– Но разве вы не видите, что уступаете в этом противостоянии? Мусульманские университеты в Толедо, в Багдаде, в Каире, в Самарканде на протяжении столетий считались центрами духовной жизни всего мира. Медицина и философия, архитектура и строительство, астрономия и математика – все шло с Востока, это был подлинный ренессанс исламского мира. Вы же образованный человек, Али Гадыр. Лучше меня знаете мировую историю. Когда в Европе было глубокое средневековье, на Востоке творили величайшие гении человечества. В Европе еще не было столетней войны, когда творил Низами Гянджеви. Что произошло? Почему за последние сто-двести лет вы так сильно отстали? Можно сколько угодно ругать западную цивилизацию, но нельзя не признавать ее ошеломляющих успехов.

Али Гадыр сидел, наклонившись над тарелкой, продолжая сосредоточенно есть и слушать своего собеседника, не перебивая его.

– Вспомните сами, – продолжал Дронго, – все, чем мы сегодня пользуемся, есть западная цивилизация. Вы отказываетесь от галстуков, как от атрибутов западного образа жизни, а ездите на их машинах, пользуетесь их кондиционерами, факсами, телексами, телефонами. Потребляете электричество, пришедшее из этого чуждого вам мира. Летаете на их самолетах, используете их технологию, их разработки, смотрите их телевидение, хотя последнее вы уже успели запретить. Впрочем, я думаю, ваши граждане все равно нарушают запрет. За последние сто лет вы не сумели внести ничего нового. Так почему вы столь яростно отказываетесь признавать ценности другого мира?