– Потому что они разрушают душу человека, – поднял наконец голову Али Гадыр, – потому что вместо философского осмысления своей жизни человек превращается в бессовестного потребителя, лишенного всякой нравственности, всякой морали. Или вы считаете приемлемым западный образ жизни? Без Аллаха в душе нельзя жить. Это я понял, еще когда учился в Великобритании. Или вы считаете, что голливудский ширпотреб нравственно возвышает людей? И если все обстоит так, как вы говорите, почему тогда во всем мире растет число людей, принимающих мусульманство? Почему во Франции, в Англии, в Германии, даже в сытой Америке число этих людей уже перевалило за миллионы и продолжает расти. Чем им так не нравятся западные ценности? Неужели вы считаете, что только под влиянием нашей пропаганды они изменяют своему Богу?
– Бог един, – возразил Дронго, – ведь мусульмане почитают и Деву Марию, и Христа, и Моисея, и Абрама.
– Но мы не позволяем в наших мечетях изгаляться бессовестным художникам, каждый раз по-своему трактуя Бога. Вера должна быть абсолютной.
– И поэтому она часто иррациональна, – закончил Дронго, отодвигая тарелку. – Мир слишком рационален и прагматичен, чтобы принять подобный иррационализм.
– Потому что в мире существует сегодня только мнение Вашингтона. И еще нескольких европейских столиц, иногда имеющих собственное мнение. Все остальные страны не в счет, они давно вне игры. Я, конечно, не имею в виду Израиль, который посредством своей диаспоры умеет навязывать свое мнение всему миру, в том числе и всемогущему Вашингтону.
– Вы по-прежнему настроены непримиримо. А мне казалось, что вчера вы искренне хотели убедить меня в своем миролюбии.
– Я хотел убедить вас в том, что мы не собирались вас убивать. И Мул действует отнюдь не по нашим инструкциям. Если этот сукин сын сорвет нам контракт с французами, я даже не знаю, что может произойти. Для нас этот контракт очень важен, можно сказать, это самый важный контракт, который мы подписали за всю новую историю существования нашей республики. Я думаю, вы не удивитесь, если я сообщу вам, что, кроме французской компании «Тотал», в разработке примет участие и российская нефтяная компания «Лукойл».
– Не удивлюсь. Учитывая интерес Москвы к вашему региону и ваше тесное сотрудничество.
– И Париж, и Москва будут вынуждены свернуть свои отношения с нами, если Мул сумеет провести свою террористическую акцию. Поэтому мы готовы сотрудничать даже с таким дьяволом, как Израиль, лишь бы не допустить успеха Ахмеда Мурсала.
– Я могу так передать?
– Можете. Мы не будем иметь никаких контактов с израильтянами, но вам мы можем сообщить, что он полетел в Сирию. И, по нашим сведениям, довольно активно готовится к акции, которую почти наверняка проведет в Европе.
– И вы знаете, где именно? – подняв голову, Дронго посмотрел в глаза своему собеседнику.
– Во Франции, – тот положил ложку, немного подумал и добавил: – Почти наверняка во Франции.
– Как я смогу держать связь с вашими людьми?
– Во Франции вы сможете позвонить в посольство и передать от меня привет. Там будут знать, кто говорит. Добавьте, что последний раз вы завтракали у меня в доме. Это будет сигнальная фраза.
– Договорились.
В комнату вошла женщина, выжидательно взглянувшая на хозяина дома.
– Может, третью тарелку? – добродушно спросил Али Гадыр.
– Спасибо, – засмеялся Дронго, – теперь только чай.
Они поднялись и прошли в другую комнату, где все уже было приготовлено для чая. Женщина внесла два небольших чайника и пиалы, поставив их перед мужчинами. Али Гадыр задумчиво поднял свою пиалу.
– Мы все видим, – сказал он, – все осознаем. Но наша вера во Всевышнего помогает нам преодолевать трудности. Мы не можем измениться. И нас нельзя заставить измениться. Скорее мы погибнем, но не примем чужие постулаты.
– Тем не менее новым президентом своей страны вы избрали известного либерала, – улыбнулся Дронго, – предпочитая его более строгому прагматику.
– Все-таки хотим доказать, что мы открыты новым веяниям, – в свою очередь усмехнулся Али Гадыр. – Вы ведь сами говорили, что мы слишком закрытое общество.
– Я передам наш разговор, – кивнул Дронго, поднимая пиалу с чаем, – но вы понимаете, что у другой стороны должны быть гарантии?
– Их нет, – твердо сказал Али Гадыр, – они просто должны в этот раз поверить нам, что мы не поддерживаем Ахмеда Мурсала и более того, готовы сделать все, чтобы провалить его акцию.
– Я вылечу в Баку на один-два дня. А оттуда полечу в Сирию.
– Поторопитесь, – посоветовал Али Гадыр, – иначе мы все можем опоздать. Этот человек крайне опасен. Раньше он был опасен только для врагов, сегодня стал опасен и для своих друзей. Когда пес становится бешеным, его не может остановить и хозяин. Единственная гарантия безопасности – пристрелить такую собаку. Я думаю, вы меня поняли, Дронго?
Баку. 2 апреля 1997 года