«Гран-При» для убийцы

– Мы с ним познакомились еще в восемьдесят шестом, – начал рассказывать Якимов, – он тогда впервые приехал в Восточную Германию. В голове у него была каша. Такая своеобразная мешанина из социалистических, анархистских, леворадикальных и исламских воззрений. Он сам из Ирака, его родители уехали оттуда, когда он был ребенком. Меня поразило, что он довольно неплохо говорил по-немецки. Позже я узнал, что он хорошо владеет, кроме своего родного арабского, еще и английским, французским и фарси. Для обычного террориста это был очень приличный уровень. Наше руководство тогда считало, что из него может получиться неплохой арабский лидер с социалистическим уклоном. Первое время он действительно употреблял социалистическую риторику.

Но уже тогда стало ясно, что мы ошибаемся. В восемьдесят седьмом он жестоко расправился с двумя своими сторонниками, которых заподозрил в связях с противоборствующей группировкой. Уже тогда Маркус Вольф высказывался очень резко против сотрудничества с Ахмедом Мурсалом. От него террорист и получил свою кличку Мул. Знаете, почему у него такая кличка? – вдруг улыбнулся Якимов. – Ее предложил сам Вольф. Он считал, что мы пытаемся просчитать все варианты и создать из Ахмеда Мурсала нового союзника, как в знаменитой книге Азимова, когда основатели академии пытаются все просчитать, но неожиданно появляется такой неучтенный фактор, как Мул. Так вот, Вольф считал, что Ахмед Мурсал именно такой неучтенный фактор и ему нельзя доверять.

Уже тогда мы стали опасаться этого типа и окончательно отказались от сотрудничества с ним, когда узнали, что он в восемьдесят девятом году вышел на связь с пакистанской разведкой, а после нашего ухода из Афганистана стал появляться в этой стране, явно не испытывая симпатии к Наджибулле. Позже, по некоторым сведениям, он принял деятельное участие в подготовке специальной группы пакистанских наемников для расправы с бывшим лидером Афганистана. Но это уже для меня были слухи, так как я уже тогда не работал.

Я встречался с ним дважды. Он произвел на меня впечатление несколько неуравновешенного человека.

– В каком смысле? – уточнил Мовсаев.

– Он был нервный, легковозбудимый. Чувство опасности у него на уровне подсознания. Он чувствует чужого человека кожей, каким-то неведомым нам энергетическим полем. Неплохо продумывает варианты подготовки, которые отличаются масштабностью, особой дерзостью. Иметь такого союзника очень хлопотное дело. Иметь такого врага – самая сильная головная боль.

– Кроме вас, он с кем-нибудь встречался из сотрудников ПГУ? – спросил Мовсаев.

– Кажется, да. С полковником Гарри Крымовым. Но тот умер четыре года назад. А почему вы спрашиваете?

– Есть основания предполагать, что он имеет связи с кем-то в нашей стране. Или в нашем городе.

– Не исключено. У него был довольно большой круг общения. Но из нашего отдела с ним никто больше не встречался. Это абсолютно точно. В конце восьмидесятых мы начали «перестраиваться», – усмехнулся Якимов, – от нас требовали не выходить на прямые связи с представителями разного рода одиозных группировок. Мы знали, что группа Ахмеда Мурсала причастна к некоторым террористическим акциям в самом Израиле, а как раз в это время наше правительство начало налаживать дипломатические отношения с этой страной и мы должны были быть особенно осторожны. Нет, я убежден, что он ни с кем больше не встречался. Во всяком случае, из сотрудников нашего отдела, прошу прощения, бывшего отдела.

– А с кем еще он мог познакомиться?

– Не знаю. Нужно проверить, кто из бывших сотрудников восьмого и восемнадцатого отделов ПГУ мог с ним встречаться[2].

– Проверим, – кивнул Никитин, делая пометку в своем блокноте.

– Его сообщники получили какой-то важный груз в Москве и вывезли его через Баку в Сирию, – пояснил Мовсаев, – как вы думаете, что это могло быть?

– Не представляю. Но, думаю, не оружие. Зачем ему вести отсюда оружие, когда его можно купить где угодно. Может, какие-нибудь документы или нечто другое. Нет, не представляю.

– Вы можете вспомнить кого-нибудь из его сообщников или наиболее видных союзников?

– Конечно, Красавчик. Это чудовище. Абсолютный садист, получающий удовольствие от мучений своих жертв. Мне до сих пор непонятно, что может связывать двух таких людей, но он предан своему хозяину. Кажется, его звали Фахри. Его досье должно быть в вашем архиве.

Никитин сделал еще одну пометку.

– Еще кого-нибудь можете вспомнить?

– Нет. Но знаю, кто может выдать вам еще более полное досье. Это МОССАД. Они наверняка ищут Мула по всему миру. Он им слишком «дорог» и, судя по тому, как они работали раньше, израильтяне не успокоятся до тех пор, пока не найдут и не уничтожат Ахмеда Мурсала.

Мовсаев взглянул на Никитина и незаметно кивнул ему.

– Простите, – вдруг спросил Якимов, – вы не родственник чеченца Мовсаева?

– Нет, – улыбнулся полковник, – я его однофамилец. Мне часто задают этот вопрос. Вы считаете, что у МОССАД с ним особые счеты?

– Безусловно, – кивнул Якимов, – и они наверняка знают, что он имел с нами контакты и попытаются выйти в том числе и на вашу службу.