Грань (СИ)

Да, должно быть, со стороны я сейчас выгляжу, как рыба в воде – мимо рабочего угла, доставшегося мне сегодня, прошмыгивают коллеги и заинтересованно пялятся на меня.

Когда мне надоедает это, отрезаю сквозь зубы:

— Чистка перед праздниками.

Они отваливают.

Мало мне документации по работе, по делам – я еще свое приволокла. Таким образом у меня на рабочем столе появляется поздравительная открытка из банка, которую я обнаружила в почтовом ящике и полгода таскала в сумке.

— Катарина?.. Поздра... – начинает было одна из стервоз-девчонок, подозрительно покосившись на открытку. Затем поздравительница, засомневавшись, запинается.

— Прошло, прошло давно, — отмахиваюсь от нее я. – Но все равно, блин, спасибо.

Она фыркает и уходит, а мне становится еще паршивее, колет еще больнее, а я сама... нет, не злюсь еще сильнее – просто чувствую внезапный наплыв отчаяния и ледяную лапу одиночества.

Конечно, сегодня в почте ни от кого поздравлений не было – они ж не знали, что я перенести собиралась. Зато там была листовка, которую я вытряхиваю перед собой на стол. Напечатано жирным шрифтом «Erloser», Спаситель, то есть. Оно понятно, думаю, на Троицу, однако вижу там и на арабском что-то.

Начинаю вчитываться в немецкий текст и понимаю, что листовка не от панковской общины Свободных Евангелистов, которым за все эти годы так и не удалось втянуть меня в свои ряды, и даже не от свидетелей Иеговых.

Сочинителем листовки оказывается мусульманское религиозное общество «Ахмадийя», у которых, мол, «любовь – для всех, а ненависть – для никого». Лозунг сам по себе, конечно, дельный, так что почему бы и им не распихивать свои листовки, пусть даже на христианский праздник?.. Чем они хуже?..

Чем я хуже, думаю внезапно – вот сейчас позвоню ему и сообщу, что ему повезло: сегодня у меня есть на него время. Я дарю ему этот день. Не надо спрашивать, за что ему этот подарок или крутить носом, что он – лишь замена моей-отцовой семьи, кинувшей меня сегодня. И не только сегодня. А потому что, соображаю вдруг, семья-семьей, но если он сейчас окажется свободен, то тогда это будет, как тогда, на Первомай, словом, праздник. Ведь круто ж было.

— Привет.

— Hi. Привет.

Мне кажется или он специально не хочет называть меня по имени и вообще, говорить по-русски?

— Ты где?

— Auf der Arbeet, — отвечает он на «своем» берлинском. На работе.

Я уже не жалею, что позвонила и отвлекаю его от работы: голос его звучит по-другому, вежливо-приветливо, но по-деловому. Будто и не он совсем. Я не подозревала, что он умеет так. Уже только ради того, чтобы это услышать, стоило звонить. Только берлинского, правда, не вытравишь.

— Wat Drinjendet? Что-то срочное?

— В какой-то мере. Идея спонтанно возникла. Давай отоварим твой ваучер.

— Mach‘n wir auf jeden Fall. Обязательно отоварим.

Кажется, он и не услышал толком, что я сказала. Может, вообще не понял, что это я звоню. Иначе почему не возражает, что сейчас нет никаких круизов и что вообще не бывает круизов на пару дней.

— На Троицу. Помнишь, ты хотел?.. — не сдаюсь я.

— M-hm, richtig. Мгм, точно.

— Давай свалим на выходные на Балтику. До понедельника. Вечером. Понедельник – выходной.

— Cool. Круто, — говорит он. – ‘n andermal auf jenn‘ Fall. В другой раз – обязательно.

Ты занят?.. Вы с ней куда-то собрались?..

Слава Богу, у меня хватает самообладания не спрашивать этого.

Как если бы я все равно спросила, он впихивает мне:

— Bin bis Montag nich‘ da. Seh‘n uns dann Montag. Oder Dienstag. Меня не будет до понедельника. В понедельник увидимся. Или во вторник.

Затем, видимо, отвечает кому-то:

— Ja, jenau. Sag ihm, ich ruf ihn jleich zuruck. Да, правильно. Скажи ему, я сейчас перезвоню.

А мне говорит:

— Bis dann, Baby. Bis Montag. Пока, бэйби. До понедельника.

Бэйби.

Детка.

— Значит, не всем запрещается звать тебя «детка» ... – глубокомысленно замечает нарисовавшийся Йонас.

Так, я не понимаю, я что – на громкую сейчас говорила или он давно уже тут стоит и все это время подслушивал?.. А похеру... Зачем-то поднимаю на него глаза:

— Не, не всем. Муж бывший так звал.

Интересно, я успела выключить тупую, отчаянно-страдательную улыбку отшитой «на сегодня» любовницы, которая теперь собирается идти напиваться с горя? Если успела, то в достаточной ли мере я похожа на детку-вамп?..

Смотрю сквозь Йонаса, не разбираю ни его лица, ни взгляда.

А если...

Он мне не больно нравится и мне его совсем не хочется, но хочется... дать жару. Отколоть что-нибудь покруче. Использовать... не именно его, а просто кого-нибудь... сейчас... Просто пойти с ним в туалет. Просто подняться из-за стола, взять его за руку... или не брать – просто выразительно глянуть – он сам пойдет...

А там – чтобы без слов... Чтоб жарко, больно и постыло, ненужно, но необратимо. Терпи... противен, но терпи... Чтоб въелось в тело, въелось в память – сама хотела, сама позволила... позвала... сама взяла, а не дала...