Грань (СИ)

— Не-е, мне еще ее отвозить... – эта говнючка берет надо мной шефство. Отклоняя назойливые предложения Йонаса «проводить», Рози запихивает нас с ней в такси и везет к себе ночевать. Отсюда к ней ближе.

Остаток «вечера» я помню смутно – кажется, сама доковыляла к ней по лестнице, туфли в кулаке. Оттуда – густая, ровно-бархатная ночь.

***

Ближе к обеду просыпаюсь в незнакомой квартире в обнимку с чем-то теплым – это Рози.

— Привет, красотка, — шелестит мне она, сонно отирая остатки не смытой косметики.

Мы с ней в одном нижнем белье, причем, давлюсь от смеха, на ней – мое, а на мне – ее.

— Привет, шалопай, — говорю. – А у тебя удобный лифчик.

— А у тебя – трусики. А лифчик твой мне всю правую отдавил.

— Спала бы без лифчика.

— Косая была, снять не догадалась. Лови.

Обмениваемся «нательным». Целоваться больше не тянет.

— Слушай, — зеваю я. – Я там вчера не хулиганила?

— Да нет... – робеет-смущается Рози. – А могла бы?..

— Да мало ли... я сто лет так не на... – тут до меня доходит: — Сахарок, да я ж про выпивку! В смысле, плохо мне не было?..

— А-а-а... – тянет Рози с обрадованным облегчением.

Теперь мне все-таки хочется ее расцеловать, и я заключаю ее, полуголую, в объятия и ласково целую.

— Рози, ты – а-гонь, а наши вчерашние поцелуи – это просто сказка. Ты очень красивая девочка, но...

— ...но тебе нравятся мужчины, — с готовностью кивает она, тоже меня обнимая.

— Мне нравятся мужчины.

– Мне тоже. И ты тоже очень красивая девочка.

— Умничка моя. За «девочку» — отдельное спасибо. Пойдем завтракать. Я угощаю.

***

Уезжаем на поздний бранч. Нигде ничего не находим и двигаем в ДольчеФреддо. И офигеваем – тут открыто, а сегодня дают не только мороженое.

— О-о, какие люди, — радуется хозяин. – Приветствую очаровательных дам.

— Это мы очарованы, — тянет Рози, — что у тебя сегодня такой выбор.

— Это я специально для вас. Как чувствовал.

— Давно устраиваешь бранчи? – интересуется Рози.

— Пару месяцев, как.

— Идет?

— Посмотрим. Кто его сейчас знает, по нынешним-то временам. А я подумал: дай, попробую.

Рози кивает с одобрительной улыбкой, а он – так вообще места себе не находит от счастья. Кажется, она никогда так много с ним не разговаривала.

— Возьмите ковриг, пока есть, — суетится хозяин.

— Ковриги! – чуть ли не хлопает в ладошки Рози, а хозяин улыбается ей с умилением.

– Вот сюда садитесь... – он «уходит» засидевшихся: — Die Herrschaften, господа же уже всё?.. – и присаживает нас.

— Ты неужели сам все это?.. – восклицает Рози, когда набираем завтрак, а хозяин только польщенно кивает, просит не забывать еще и про омлет с грибами.

Рози поясняет, что в Румынии таким и завтракают, а я нахожу, что после вчерашнего это «самое то».

— Сказала б ему, чтоб бросал мороженое и полняком на кафешное переходил, да только куда мы с тобой ходить-то будем?.. – шепчет мне Рози, а я лишь молча киваю, уписывая за обе щеки.

Рози наблюдает за мной и взгляд у нее вдруг становится какой-то странный, я бы даже сказала, сострадающий.

— Ты чего, сахарок?.. Я тебя часом не расстроила, хм-м?.. Когда отшила сегодня утром...

— Хей, это я тебя отшила... – смеется она. – И насчет мужчин я по-серьезке.

— Да я-то тоже. Что мы там вчера еще вытворяли-то? Не стриптиз же друг дружке устраивали?

От слова «стриптиз» за соседним столиком троица мужиков-парней с налитыми кровью глазами начинает заметно ерзать на стульях.

— Я-то и сама плохо помню. Просто показ нижнего белья, — хихикает она.

«Соседние» и вовсе смолкают и, не стесняясь, развешивают уши.

Рози видит это и, взяв меня за руку, понижает голос:

– Да нет... ты потом... плакала в кровати. Навзрыд прям.

— Какой кошмар, — сокрушаюсь я искренне. – Пить надо меньше. Тебе еще и утешать меня пришлось?.. Прости, а.

— Да ерунда, ты что. Слушай, тебе прям так плохо?

— Сразу «после» было плохо, — признаюсь просто. – Очень плохо.

— Зря мы, значит... ну, вместе с Каро... пакт стряпали...

— Смешная. И пакты ваши смешные. И без пактов ваших все состряпалось. Кстати, у меня к тебе просьба: за моей спиной больше не мути, ладно? Я сама во всем разберусь. И с Каро разберусь – коза, все никак старое забыть не может.

— Ты не рассказывала, — замечает Рози.

— Нечего рассказывать – сто лет назад было. И по отношению к ней, скорее, не было.

— Она, между прочим, говорила мне, мол, когда-то ты встала у нее на пути, но тот твой поступок не имеет ко всему этому никакого отношения.

— «Поступок»! Сама себе не врет пусть, — сержусь я. – И пусть не думает, что тебе врать может.

Рози снова смотрит на меня с сожалением:

— И спросить боюсь... ты его все-таки...

— ...и правильно, не спрашивай. Все проходит. И все пройдет.

— А теперь тебе как?

— А теперь мне никак.

— Я не про похмельный синдром.

— Я тоже. Слушай, мне реально ничего не надо, — говорю вдруг с неожиданной для самой себя решительной серьезностью. – Ничего и никого.

— Конфет... да это... печально очень...

— А как я до него жила? – осведомляюсь.

— Ты у меня спроси, мне со стороны видней было. Такое слабонервным не показывают.

Тогда я поясняю – для нее ли, для себя ли самой:

— Так, как с ним, уже не будет. А с ним я не могу.