шприц – Spritz, «шипучка», слово добавляется в названия коктейлей, приготовляемых на шампанском или игристом вине
чэрто, бэлла – по-итальянски: конечно, красавица
Карос Копф – Caros Kopf, дословно: голова Каро, Kopf является довольно распространенной немецкой фамилией
Madelstag – день девочек или девичник
фил-гуд-фуд – дословно: еда для того, чтобы чувствовать себя хорошо; напраление в современной кулинарии, заключающееся в легкой, здоровой и вкусной пище
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ Лотос
Ноябрь.
Холодно до морозных узоров на окнах. Мое окно не отстает, на нем явно вымораживается цветочное что-то.
Мороз не волнует нас и наш проект: Карре-Ост решил продвинуться и сделал очень важный шаг вперед: «наш» бауляйтер, то есть, начальник стройки, вместе с подрядчиком благополучно все доломали. Осталось теперь только отчитаться по сносу и, Бог даст, дадут нам разрешение строить.
«Дадут – нажрусь» — обещает Мартин. «А то в печенках уже сидит».
«Нюхни мой Бланкенбург» — парирую я. Думает, один он тут с несдвигающимся возится.
И вот назревавшее, назначенное было на «после нового года» слушание в сенате передвинули на сегодня – Мартину шепнул кто-то, что чиновники опасаются новых локдаунов перед праздниками и хотят до того еще все уладить.
— Привет, Катарина, я уже на месте, — «рапортует» шеф мне из сената.
— Да, Мартин, я тоже подъехала. Так, планы... Захвачу – и буду.
Заваливаюсь к Рози с макетом:
— Сахарок... дай, а... без сахара...
— На, на... ты че не выехала еще... — журит меня Рози, а сама торопливо сует мне маленькую горькую шоколадку.
Кофейный автомат у нас давно починили – а я и не кофе у нее просила. Она теперь подкармливает меня этими. Они так и называются «Tasse Kaffee», то есть, чашка кофе. Они из горького шоколада с перемолотыми кофейными бобами и из-за мягкой горечи кажутся несладкими.
— Пошла-пошла...
Торопливо жую свой крошащийся «анаболик», скачу было в лифт, но тут же выпрыгиваю обратно на лестничную и спрашиваю наушник, ткнув кнопочку и не глядя, кто звонит:
– Да?..
Шеф, наверно, кто ж еще...
— Сис... эхм-м...– больновато режет мне уши хриплый, крякающий, недопробившийся еще басок, не идущий к внешности его хозяина.
— Эрни, я щас не мо...
— Хэ-хэм-м... забери меня, а?.. срочно.
Так, интересно.
Останавливаюсь на ступеньке, как будто мне дали по лбу – только что не падаю.
Брат говорит вообще-то спокойно, но я прекрасно знаю этот его «голос»: слова его то и дело перемежаются с еле слышным нервным посмеиванием. В последний раз он таким голосом лет в шесть пересказывал просмотренный нечаянно взрослый ужастик, после которого даже днем боялся один ходить в туалет.
Если Эрни такой, значит, он...
— Ты где?..
— Я в жопе, — говорит он по-русски.
— Где конкретно?.. – допытываюсь, стараясь не истерить – ни взрывов, ни стрельбы, ни громогласных разборок на том конце связи вроде не слышно. Все же спускаюсь по лестнице медленно, будто на костылях.
— Я в «Лотосе». На Курфюрстенштрассе. Мне надо заканчивать. Kommst du? Приедешь?.. – уточняет он с надеждой и, как мне почему-то кажется, отчаянием в голосе. – И... сис... nimm Geld mit... деньги захвати...
Охренеть, охрене-еть, чуть не плачу я с неслышимым ревом. Он специально говорит по-немецки для тех – там, с ним. Чтоб они поняли, что он сообщил и что сейчас кто-то привезет деньги.
— Wieviel? Сколько?
— Viel. Много.
Блять.
— Fast achthundert. Почти восемьсот.
Чуть меньше штуки?.. Гос-с-споди, и только-то... тогда жить можно...
– Все? – слышу я из его сотки другой, мужской, чужой какой-то голос. — Сюда давай... Pfand. Залог.
Затем – конец связи.
Кажется, у моего брата только что отобрали сотку.
***
Так, «Лотос» ... Автосалон, что ли?.. А, не, это «Лексус» ...
Откуда я знаю это название?.. Мне показалось или, едва я о нем услышала, у меня в голове что-то дзынькнуло?
Но быстрее, чем успеваю припомнить, дзынькает снова, на сей раз названием улицы: Курфюрстенштрассе... Эрни, ты это, блин, серьезно?..
«Лотос» — это ж бордель. Скок. Тот самый... скок... в котором я была однажды. Туда потащил меня Рик. Ско-ок... Вернее, не Рик, а Резо.
Мысли скачут в голове.
Скачу по лестнице, потом по Ку‘Дамму. Кажется, я подвернула ногу, но не чувствую боли. Не чувствуя мороза, несусь на перекресток, а сама икаю в трубку, чуть не плача:
— Я не приеду... давайте без меня...
— Кати!!! Почему?!!
— У меня был контакт... с инфицированной персоной... меня только что направили в тест-центр. А если окажусь «положительной», оттуда сразу – на ПЦР.
— Не переживай, — говорит Мартин, явно подавляя маты. — Передвинем слушание.
— Не надо передвигать, — почти рыдаю я, а сама думаю: где там этот маленький долбоёб... как он там...
Вот-вот разревусь, пока требую, чтоб начинали без меня, совсем, как раненые в героических военных фильмах требуют оставить их умирать.
Так, только умирать мне в принципе нельзя, а сейчас вообще некстати. Мне резко стало наплевать на слушание, а плакать хочется по Эрни. Но и плакать тоже некстати абсолютно.