Грань времени

Мне с трудом удается сдержать смех. Если у меня и были какие-то сомнения в том, находится ли настоящая Шарлейн внутри этой грубой киристской оболочки, то теперь они исчезли. И хотя я знаю, что главная причина, по которой она здесь, – это то, что она сможет доложить обо мне своим повелителям-киристам, знание того, что она все еще Шарлейн, дает мне надежду.

Первый день выпускного года заканчивается без жертв, если не считать ушиба моего локтя, который я зарабатываю, когда какой-то парень, жутко похожий на Гастона из «Красавицы и Чудовища», толкает меня к шкафчикам. Этот толчок, возможно, был случайностью, но так как здоровяк сидел с Евой в кафетерии несколькими минутами ранее, я думаю, что это было случайно-нарочно.

Мы с Треем в своих мыслях по дороге домой. Я думаю о том, что через полчаса окажусь в Джорджии и буду искать доказательства преступлений моего деда, и от этого у меня внутри все сжимается. А вот о чем думает Трей, я не совсем понимаю. Может быть, он все еще сердится на того Гастона. Он высаживает меня у дома, быстро поцеловав и пообещав, что приедет в шесть.

Я хватаю пакет чипсов и содовую из кухни, потому что в 1905 году нет ни сырных «Доритос», ни диетических газированных напитков.

– Ты сбегаешь, дорогая?

Кэтрин стоит в дверях с одним из дневников ХРОНОСа в руке. Она одета в халат и выглядит так, словно проснулась совсем недавно.

– Нет. Просто беру с собой кое-какие припасы, – она открывает рот, и я чувствую, что сейчас начнется лекция о том, что нельзя брать вещи из одного времени в другое, поэтому я быстро добавляю, – дом Кирнана находится посреди леса, Кэтрин, и я клянусь богом, что принесу обратно каждую обертку, ладно?

Она бросает на меня смиренный взгляд, но ничего не говорит.

– Ты только что проснулась? – спрашиваю я.

Кэтрин кивает и подходит к плите, чтобы взять чайник.

– Эти новые лекарства вызывают у меня сонливость в течение дня. А потом я полночи не сплю. Как дела в школе?

Я стонаю и качаю головой.

– Теперь у нас Кредо киристов наряду с Клятвой верности и киристские учителя наряду с нашими старыми. Никаких рукопожатий в коридоре и новый дресс-код. Мой наряд для выставки оголял и то больше кожи. На подчинение нам дали время до следующего понедельника, но я не буду заказывать новую форму. Если все это не закончится раньше, вы с папой можете перевести меня на домашнее обучение. Мало того что нам придется носить форму, так еще и форма мальчиков вообще не изменилась. Почему киристы так сосредоточены на женском целомудрии? Ну, по словам Эдриен, Сол не был таким уж блюстителем нравов. – По правде говоря, Эдриен сказала мне почти обратное, отметив, что Сол пытался переспать почти с каждой женщиной в ХРОНОСе, но выражение лица Кэтрин подсказывает, что лучше мне пропустить эти детали.

– Нет, – говорит она, – но он не первый, кто решил, что правила поведения, не затрагивающие лично его, должны быть строже. Сегодня у нас предостаточно таких людей на государственной службе. Думаю, это результат слияния стольких разных религий. Как и в любом партнерстве, каждая группа должна пойти на компромисс, чтобы объединиться.

Образ нашего нового талисмана, Пурпурного Голубя, всплывает в моей голове, это напоминает мне о классной комнате и учителе-киристе, который раздавал папки.

– До сегодняшнего дня я и не подозревала, что у мужчин-киристов татуировка в виде голубого лотоса, а не розового. Как банально.

Кэтрин тихо хихикает:

– Это было неизменно еще с тех пор, как в 1600-х годах киристы затеяли всю эту историю с татуировками. Сол не был историком гендерных исследований, поэтому он, очевидно, полагал, что розовый для девочек, а голубой для мальчиков – это что-то естественное, поскольку в будущем все еще существуют отголоски этого. Но этот стереотип появился довольно недавно. В той временной линии, в которой еще не было киристов Сола, розовый цвет не ассоциировался с девочками до 1940-х годов. Я не понимаю, зачем они ввели татуировки для мужчин. Вся эта история с целомудрием для них – что-то вроде намека на гендерное равенство.

Она садится рядом со мной и с задумчивым видом опускает пакетик чая в воду.

– Но… Я не думаю, что выбор ценностей, принятых киристами, был однозначно случайным. Оглядываясь назад, я понимаю, что Сол всегда был… сексистом. Он говорил о старых добрых временах, когда мужчины были мужчинами, а женщины знали свое место. О том, как естественно было сильным иметь власть. Его не волновали мои контраргументы о том, что существуют разные виды силы, что в цивилизованном мире физическая сила не так уж важна. Мы всегда притворялись, что это шутки, но даже тогда я понимала, что за шуткой скрывается доля правды.

– Так… как бы Сол отнесся к тому, что ему придется полагаться на Пруденс, основывая «Кирист Интернэшнл»? К тому, что придется разделить власть?

– Ему бы это не понравилось. И он будет бороться с этим, особенно если решит, что у Пруденс появились последователи. Сол не жалеет тех, кто отвлекает от него внимание.