Гранат и Омела (СИ)

Совсем недалеко сражались два волка. Всадники кричали, уносясь в сторону реки. Монстры повизгивали от восторга, преследуя их. Авалон опустила взгляд — она не могла им помочь. Упершись в круп коня дрожащими руками, она с трудом заставила голос повиноваться.

— Раз, два… Три!

Они изо всех сил толкнули, но труп сдвинулся совсем ненамного. Поняв, что так у них ничего не получится, Авалон оббежала лошадь и крикнула:

— На «три» толкай в мою сторону! — Отбросив копье, она схватила лошадиные ноги. — Раз, два, ТРИ!

Хорхе с воплем надавил на тушу. Авалон потянула на себя — и, о чудо, труп сдвинулся. Обрадовавшись своей силе, она только после этого заметила Баса, который тоже толкал со стороны крупа. Переглянувшись, они, не сговариваясь, подскочили к Хорхе и оттащили его к животу убитого коня, чтобы спрятать. Разорвав наконечником копья штанины, Авалон осмотрела ноги гвардейца. Левая нога — сплошной синяк, а вот правая — едва она дотронулась к коже, Хорхе застонал.

— Сломана… — Она не успела договорить. Лунный свет померк, и ее накрыла тень.

Вскинув голову, Авалон вскрикнула и шарахнулась назад. На туше передними лапами стоял монстр, протыкая острыми когтями бок и низко опустив голову. Алые глаза горели, глядя на нее. Авалон не могла вдохнуть.

Монстр бросился на нее. Она с криком откатилась в сторону, вскочила и растянулась на земле. Колени вспыхнули от боли. Сзади послышался вой. Когти впились ей в спину и проскользили вниз, до поясницы. В глазах потемнело от острой боли, Авалон едва не потеряла сознание. Она ожидала, что в следующее мгновение зубы вонзятся в ее шею. Но вместо этого услышала воинственный вопль Баса.

Извернувшись, она отползла на локтях и успела заметить, как он огрел монстра по морде футляром для мандолины. Авалон убеждала его оставить инструмент во дворце, но Бас ее не послушал. И теперь она была безмерно этому рада. Ровно до момента, когда футляр треснул и развалился прямо в руках Баса. Из него в траву вместо мандолины полетела книга. Авалон застыла от ужаса — между монстром и Басом больше не было никакой преграды.

Но вместо того, чтобы напасть, зверь внезапно схватил книгу. Бас же кинулся на него, размахивая щепками от футляра. Воткнув одну в шею монстра, он зачем-то схватился за корешок книги. Авалон вспомнила, что видела ее в кабинете мадам Монтре[db1]. Монстр дернул головой, попытался перехватить ее зубами, но Бас потянул на себя. Корешок порвался. Несколько страниц, точно падающие листья, плавно опустились на землю. Бас попробовал отвоевать остальное, но монстр полоснул его когтями и рванул в сторону реки. По поляне разнесся оглушительный вой. Земля содрогнулась от топота лап — оставшиеся в живых звери уносились прочь.

Бас осел в траву.

Авалон поднялась на трясущихся ногах. Спина горела от ран. Звуки прорывались в голову с задержкой и каким-то шипением, но она все равно хотела спросить у Баса, за кой Князь ему сдалась эта книга и почему он взял футляр от мандолины, но не взял мандолину, но не успела.

Рядом раздался волчий рык и звук резкого удара.

Авалон быстро обернулась.

Желтоглазый волк уронил Дамиана и придавил ему лапой шею. Ощерив зубы и рыча, он навис над его мордой. Сердце Авалон пропустило удар. Она сжала сломанное копье, сделала шаг в сторону монстров, но тут же остановилась. Если Дамиан обратился в это существо, возможно ли было его спасти? Или ей нужно было спасать себя и позволить другому монстру прикончить его? А потом самой напасть на выжившего. Она не успела решить, потому что шерсть Дамиана вдруг подернулась рябью — будто все его мышцы содрогнулись, а потом вся шерсть облезла, точно змеиная кожа, оставив его голым лежать на земле. Голым, но живым человеком — грудь Дамиана поднималась и опадала.

Авалон перевела взгляд на желтоглазого монстра. Ноги сами несли ее вперед, а онемевшая рука вытянулась вперед, готовясь нанести удар. Однако монстр убрал лапу с шеи Дамиана, сделал пару шагов назад и вдруг рухнул, как подкошенный. Из пасти вырвался утробный стон. Шерсть его подернулась точно так же — и Авалон сбилась посреди очередного шага. Прямо перед ней валялся раненный Варес.

Оцепенев, она переводила взгляд с одного инирца на другого, пытаясь понять, когда тронулась рассудком: после того, как убила Филиппе или после побега? А, может быть, она и вовсе все придумала? Может, она выдумала все, что с ней происходило с Модранита — наверняка в тот день Филиппе насильно взял ее, и никакой липовой свадьбы не было, никакой игры в Каталину и никакого Дамиана. И все чувства, что бушевали в ее сердце — лишь плод ее больного воображения? Дамиан — плод ее больного воображения, которое пыталось спасти ее от реальности?