Гранатовые джунгли

Она потянула меня на кровать, и я была готова кончить уже оттого, что рядом со мной лежат шесть футов гладкой плоти. Она путалась пальцами в моих волосах, покусывала мне шею, и я плавала в жаркой энергии. У нее была мягкая, плотная африканская прическа, которая скользила по всему моему телу. И все время она меня покусывала. Ее язык пробегал по внешней стороне моего уха, в ухо, по шее, по лопатке, вниз, к грудям, потом обратно к губам. После этого я сбилась с последовательности, но помню, что она навалилась на меня всем телом, и я готова была заорать, так мне было хорошо. Я гладила ее по спине и едва могла охватить ее целиком, такая она была длинная. Каждый раз, когда она двигалась, я чувствовала мышцы под ее кожей, текучие, меняющие очертания. Эта женщина была сущий демон. Она начинала медленно, а потом все разгорячалась, пока не сжимала меня так крепко, что я могла едва дышать, но мне было все равно. Я чувствовала ее внутри, вовне, по всему телу; я не знала, где начиналось ее тело и кончалось мое. Кто-то из нас кричал, но я не знала, кто это был, или что кричалось. Через несколько часов мы распутались и увидели, что солнце уже стоит высоко над Гудзоном, над рекой падает снег, а Гертруда уже поглотила правый ботинок из единственной моей пары обуви.

- Молли, ты когда-нибудь занимаешься этим с мужчинами?

- Почему ты это спрашиваешь?

- Не знаю. Наверное, после такого я не могу даже думать, что ты растрачиваешь себя на мужчин.

- Ну, я делаю это иногда, но не очень часто. Когда узнаешь, каково с женщинами, то с мужчинами, скажем так, скучновато. Я не пытаюсь их принизить, то есть мне иногда они нравятся как люди, но в сексуальном плане они скучны. Может быть, если женщина лучшего не знает, она думает, что это хорошо.

- Да уж, я никогда не забуду, как я узнала разницу.

- Сколько тебе было?

- Двадцать два. Я спала с парнями с восемнадцати лет, но еще четыре года мне понадобилось, чтобы перейти на женщин. Мне кажется, я провела эти двадцать два года, не обращая внимания на женщин. Я блокировала все сексуальное, пока однажды ночью моя соседка по комнате меня не разблокировала. Летом мы ставили спектакль, «Все сойдет» ^{49}, и моя соседка была одной из ангелов. Она просто швырнула меня в кровать, честно. Я брыкалась и щипала ее за плечи, но это долго не продолжалось. Она не хотела отпускать, а я в глубине души этого тоже не хотела. Потом я еще три недели бегала от нее и рассказывала ей, что мне совсем не понравилось, и что я сдалась просто потому, что устала бороться. Наверное, я ее надула. Если бы я знала, где она сейчас, я бы сказала ей спасибо за то, что швырнула меня в кровать. Она все понимала, а я нет.

- И что случилось?

- Спектакль закончился, и я вернулась сюда учиться. Она отправилась на Запад, и я, как дура, не стала спать с ней в нашу последнюю ночь. Я все еще была занята профессиональной гетеросексуальностью. Каждый раз, как я об этом думаю, меня просто выворачивает.

- Я определенно благодарна этой даме, кто бы она ни была. Теперь я пожинаю плоды ее храбрости.

- Оппортунистка! - и она обвила меня руками, чтобы еще раз все повторить.

В субботу я встретилась с Холли в ее апартаментах. Ким была там, в темно-красной одежде с черно-белым шарфом. Она выглядела хорошо, почти как в кино, не считая накладных ресниц, плюс на ее лице было много грима, чтобы спрятать морщины, и она, видно, накладывала губную помаду шпателем, чтобы скрыть сморщенные губы. Если оставить в стороне эти попытки молодиться, она была красива. Я ожидала, что она будет сидеть с бокалом в руке и утомлять меня рассказами о съемках с Роком Хадсоном ^{50}, и о том, как смешно было, когда Джек Леммон ^{51}упал с лодки, прежде чем камеры начали снимать, ха-ха-ха... миллион смешков от поблекшего Голливуда, который мое поколение ни в грош не ставит. Вместо этого она говорила о Леви-Строссе ^{52}и структурализме, и как она собирается работать со Сьюзен Зонтаг ^{53}. Но она не была в этом претенциозной. Она, кажется, действительно была неравнодушна к Холли - ее глаза следовали за всеми движениями Холли. Лакомка Гертруда тыкалась носом ей в колени и поглядывала на меня одним зеленым глазом, который держала открытым в разведывательных целях.

- Ты любишь кошек? - спросила она меня.

- Люблю, но насчет Герти Герти Стайн Стайн не уверена. Под этой серебристой шкуркой бьется сердце неисправимой садистки.

- Она мстительная. Она напоминает мне кошку, которая была у нас, когда я была маленькой.

Это ты-то была маленькой? Хотя да, наверное, все мы когда-то были.

- Где ты выросла?

- В трущобах Чикаго.

- Не врешь? То есть, в самом деле? - Ким рассмеялась и сказала, что да, в самом деле. - А я росла на грязной ферме и собирала колорадских жуков.

- Вот мы и здесь.

Холли обернулась.

- Ага, супер, два выходца из недр пролетариата. Только не надо рассказов, как бедность выковала ваши характеры.

Краска бросилась мне в лицо, но Ким спасла меня от ответного выстрела.