Гранатовый срез

Андрей сначала удивился столь резкой перемене настроения, а потом сообразил: пах — это ж ахиллесова пята Жукова. Увидел, что в нее постоянно целят, и побоялся рисковать остатками здоровья.

— Лицом к стене, руки назад, — приказал Полынцев.

— Вас что, в другие места бить не учат? — спросил коммерсант, нехотя выполняя команду.

— Вот сейчас мой друг отдохнет немного и с огромным желанием покажет тебе, куда нас учат бить, как и чем.

Глава 17

В квартире Фокина было душно, тесно и шумно. На кухне, гремя сковородками, готовила обед Зинаида, по комнате взад-вперед, как бешеный пингвиненок, носился маленький Антошка. На диване возлежал с опухшим, в сливовых разводах, лицом сам глава семейства. Зашедший в гости Полынцев, сидел рядом с ним на стуле и, поблескивая физиономией более зрелого оттенка, но из того же фруктового сада, рассказывал последние новости:

— Гелани помог Светлане устроиться в лагерь, а потом вытащил из плена Берцова, по ее же просьбе. Понятно?

— Слушай, у меня все эти Абу Умары, Гелари, Хасаны перемешались в голове, как белье в стиральной машинке, — зевнув, сказал Фокин. — Я в них совсем запутался. И не лень тебе было с утра пораньше в СОБР тащиться?

— Лень, конечно. Зато сейчас можно с уверенностью сказать, что чеченский след был ошибочным.

— Да, молодцы парни, такую работу провернули: Тасуева поймали, Берцову отработали, этого, как его, Гелури подстрелили, да еще и в засаду попали. Вот живут люди — не позавидуешь.

— Гелани, его зовут, — поправил Андрей.

— Я и говорю — здорово потрудились мужики, на совесть. Жалко, что все в холостую. Хоть бы хахаля до конца прибили, а так вылечится, опять за старое возьмется. Известный народ. Сколько волка не корми…

— У ишака все равно уши длиннее, — закончил фразу Полынцев. — Не хахаль он ей, я ж тебе объяснял, они просто дружили по-соседски.

— С кем? С ослом!? — ахнул Фокин. — Во дела творятся, а ты мне про какого-то Абу-даби заправляешь, ну-ка давай про это рассказывай.

— Ну хватит придуриваться, Олег.

— Да понял я, понял, что ты все, как больному, объясняешь, — покривился напарник, тронув опухшую челюсть. — Нам теперь не все ли равно, кто там кем кому приходился? Главное, что убийца в клетке, а мы с тобой в шоколаде. Может, Чупачупс на премию расщедрится, как считаешь? Раскрыли-то своими силами, а?

— Что ты сказал? — показалась из кухни голова супруги. — Премия? Кому? Тебе?

— Изыди, — махнул рукой Фокин.

— Кстати, сегодня в 12 будет звонить Берцова. Что ей сказать? Пусть возвращается домой или еще погостит?

— Конечно, пусть возвращается. Теперь-то уж бояться некого — Жуков не сегодня-завтра показания начнет давать.

— Добренько, тогда порадую бедную вдовушку. Сам-то валяться долго здесь собираешься? Убивца кто колоть будет?

Олег, морщась, почесал опухшую щеку.

— Вообще-то он тертый калач. 2 с лишним года на зоне чалился. Придется повозиться основательно. Ну, ничего. Вот пару деньков отлежусь и займемся. Не могу же я с такой мордой на работу являться. Чупачупс от удовольствия лопнет.

— А ты бери пример с меня. Опа! — Андрей достал из кармана темные, пижонского вида очки и нацепил их на нос. — Теперь никакие синяки не страшны.

— Дай поиграть! — тут же подскочил к нему Фокин-младший.

— Нельзя, — строго сказал Андрей, — ты себе можешь глазик поранить.

— Мама, мама!

— Что такое, что? — снова показалась из кухни голова Зинаиды.

— Вон! — карапуз указал пальчиком на Полынцева.

— Да, да, — кивнула она, вытирая руки полотенцем. — Это дядю Андрюшу с нашим папой хулиганы побили.

— Не хулиганы, а бандиты! — грозно прошипел Олег. — И не побили, а при задержании оказали жесточайшее сопротивление. Не путай, мать, ребенка!

— А, какая разница, — махнула полотенцем супруга. — Одним — пироги да пышки, другим — синяки да шишки.

— Мне пышки не нужны, я на диете, — пробурчал Фокин, поглаживая выпирающий (даже в лежачем положении) живот.

— Тогда все остальное у тебя уже есть, — кивнула Зинаида. Андрюша, пообедаешь с нами?

— Нет, нет, спасибо. Я поскакал, труба зовет, время поджимает.

— Ага, давай, горнист, не кашляй, — протянул руку Олег.

* * *

На улице было холодно, ветрено, хмуро. Сыпал мелкий, шершавый, как дорожная пыль, снежок. В такую погоду темные очки на носу Полынцева смотрелись так же весело, как шапка-ушанка на июльском пляже, кроме того, сквозь налипшие на стекла снежинки практически ничего не было видно. Толпившиеся на остановке люди с недоумением поглядывали на молоденького милиционера, который то и дело уточнял у соседей маршруты подъезжавших автобусов.

— Извините, а сейчас какой номер подошел? — спросил Андрей у стоявшей рядом бабульки.

— 101-й, кажись, — прищурилась она.

— Спасибо, — буркнул он и, спотыкаясь, побежал на посадку.

— Господи, — вздохнула старушка, — теперь и слепеньких в милицию берут, да где ж им с жульем-то справиться, сами же ничего вокруг не видют.

Подходя к опорному, Андрей со злостью сдернул с глаз ненавистные черные очки. И во время, потому что еще бы пару-тройку шагов, и его нос непременно бы воткнулся в прекрасный лоб Светланы Берцовой.