Гранд-отель «Европа»

– Если бы ты, как и я, не перепутала даты, – сказал я, – мы бы, возможно, никогда не встретились.

– Если бы тебя и меня больше интересовало будущее, а не прошлое, – сказала она, – мы бы остались слушать лекцию, чинно сидя рядом, и не сказали бы друг другу ни слова.

Я рассказал ей о Деборе Дримбл, размерах ее груди и о том, что все происшедшее было еще более случайным, чем она могла себе представить.

Она не улыбнулась. И тогда я решил спросить:

– Чем я, собственно, тебя заслужил?

Она молчала. И смотрела вдаль. А потом сказала:

– Заслужить друг друга нам еще предстоит. В этом вся прелесть.

6

Настал день, когда она взяла меня с собой на работу. Замок Маккензи я знал хотя бы потому, что всегда путал его с замком д’Альбертис. Но то был замок с высокой башней и видом на Принчипе, построенный в конце девятнадцатого века мореплавателем с трагической судьбой Энрико Альберто д’Альбертисом. Для мореплавателя он родился слишком поздно. Почти все уже было открыто. Неосвоенной оставалась лишь внутренняя часть Папуа – Новой Гвинеи. Он снарядил лодку и поплыл вверх по течению реки в джунгли. Как бы утверждаясь в собственном героизме, он во весь голос распевал на носу лодки оперные арии. Если аборигенам это не нравилось, он кидал им в головы бруски динамита. Ничего выдающегося в этих джунглях он так и не обнаружил. Вернувшись домой, в Геную, он построил себе ностальгический средневековый замок с видом на море, оборудованный опускными решетками в крепостных воротах и оборонительными зубчатыми стенами. На террасе он поместил статую Колумба, своего кумира и источника вдохновения. Ведь его путешествие было продиктовано не столько стремлением открыть что-то новое, сколько желанием быть похожим на мореплавателей прошлого.

Замок Маккензи, где располагался аукционный дом «Камби» и где работала Клио, представлял собой миниатюрную версию вышеописанного замка и был возведен примерно в то же время на Муради-Сан-Бартоломео над Пьяцца Манин, на дороге, ведущей из Кастеллетто в Риги. Его украшала высокая и узкая квадратная ажурная башня, сооруженная в средневековом флорентийском стиле с реминисценциями из Палаццо Веккьо на Пьяцца делла Синьория флорентийским архитектором Джино Коппеде для британского библиофила и знатока Данте, Эвана Джорджа Маккензи, сколотившего состояние на страховом поприще.

До сих пор мне не приходилось бывать внутри, что задним числом оказалось упущением. Монументальная, пышно декорированная мраморная лестница под арками, поддерживаемая колоннами с витиеватыми капителями, вела в лабиринт темных залов, включая тронный зал и комнату с самым большим камином, который мне когда-либо доводилось видеть. Лестница и залы были с пола до потолка набиты скульптурами, картинами, гобеленами, люстрами, чучелами животных и охотничьими трофеями, доспехами и алебардами, моделями кораблей, резной мебелью, старинными книгами, рукописями и картами, биноклями, секстантами и компасами, маятниковыми часами, распятиями и Мариями, строительными чертежами катапульт и осадных башен, золочеными кубками, сервизами, канделябрами, черепами, книжными сундуками, иконами, грамотами, стеклянной посудой, заспиртованными рептилиями, шинуазри, ракушками, гербами и мумиями кошек. У меня складывалось такое впечатление, что я расхаживаю по цветной версии замка Ксанаду Чарльза Фостера Кейна в черно-белом фильме Орсона Уэллса. Отличить историческую коллекцию замка от предметов, выставленных на аукцион, было невозможно. Клио сказала, что ее босс не считал нужным делать это разграничение.

– Я помню, что ты весьма снисходительно отзывалась о своем рабочем месте, – сказал я, – но за тебя можно только порадоваться. Это волшебное место.

– В мире слишком много вещей, – сказала Клио.

– Это не вещи, это воспоминания.

– В мире слишком много воспоминаний. Слишком много хлама, пыли и слишком много преград. Но ты прав. Место волшебное. Коппеде знал толк в своем деле.

– Я научился разглядывать замки у родителей, – сказал я, – ребенком, на каникулах во Франции. Только замки считались замками, если были и впрямь древними. Только если в них жили настоящие рыцари. От замка девятнадцатого века вроде этого я в детстве, в силу своего воспитания, отворотил бы нос. Таким я был тогда маленьким снобом. Мысль о том, что ценность имеют только старинные вещи, внушалась мне с младых ногтей.

– В этом ты не одинок. Бизнес-модель моего босса целиком и полностью основана на этой предпосылке.

– Это, наверное, у нас, европейцев, в крови. Подобное мышление характерно для жителей Западной Европы. Проклятие Старого Света. Нигде в мире больше так не думают. Там терпеть не могут старый хлам. Японцы, унаследовавшие старый дом, сносят его, чтобы построить новый. Арабам старые города кажутся грязными, а у русских исторические улицы ассоциируются с нищетой и экономической стагнацией. Однажды здесь, в Генуе, я встретил австралийскую туристку и…

– Ты тоже с ней спал?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно.