Гранд-отель «Европа»

Я мог бы выразиться более поэтично. Остров, половину которого, похоже, занимает кладбище, живет (насколько это можно назвать жизнью) в прошлом. Единственное, что ему остается, — это продавать свою богатую историю. Вот почему он стремится привлекать тех, кто приходит сюда в поисках прошлого, и не пускает желающих обрести будущее. Решить, является ли Мальта метафорой Европы в целом, я предоставляю читателю.

Глава девятая. Новые гости

1

Сегодня в гранд-отель «Европа» прибыли новые гости. В других гостиницах мира сей факт вряд ли стал бы событием, достойным отдельного упоминания в начале главы, но здесь речь шла о первых новоселах с момента моего заезда.

Когда-то, давным-давно, я проводил отпуск на греческом острове Китира. В ту пору я еще изучал древнегреческий язык богов и каждое лето под беспощадным солнцем путешествовал по Греции, пытаясь абстрагироваться от туристов и всех возведенных в нашу эру зданий, дабы увидеть хоть отблеск древней Эллады, где говорили на языке, который в последующие месяцы я расшифровывал при свете настольной лампы. Разумеется, мне было известно, что у берегов Китиры из пены морской родилась Афродита, но в путеводителе «Лоунли Планет», брошенном в рюкзак исключительно из практических соображений, упоминалось кое-что еще, всецело завладевшее моим вниманием.

Несколькими годами ранее на Китире проводился референдум по вопросу о том, стоит ли создавать на острове туристическую инфраструктуру, и только два островитянина проголосовали за. Не два процента, а два жителя. Все остальные были против. В «Лоунли Планет» объяснялось почему. Значительная часть населения острова эмигрировала в Австралию. Почти у всех жителей Китиры были австралийские родственники, регулярно присылавшие им деньги. Так что они не нуждались в потенциальных доходах от туризма и могли, руководствуясь здравым смыслом, позволить себе роскошь отказаться от них ради сохранения того, что было им дорого.

Поскольку в те дни я был типичным туристом, не считавшим себя таковым, Китира представлялась мне идеальным направлением. Добраться до острова было нелегко. Даже в разгар сезона сюда лишь дважды в неделю заплывали ночные паромы; они отправлялись из захолустного портового города Гифиона на Пелопоннесе, где Парис провел устроенную для него Афродитой ночь любви с похищенной им Еленой, прежде чем увезти ее в Трою. Оказавшись в конце концов на Китире, я с трудом подыскал себе жилье. Арендовав мопед в порту Святой Пелагии, куда причаливал паром, я помчался на другую сторону острова, в местечко Капсали с двойной бухтой, где мне удалось снять спартанского вида комнату.

Заняться на острове было нечем, и уже через неделю я перезнакомился со всеми немногочисленными иностранцами, которых, как и меня, привлекало отсутствие туристов и которые так же, как и я, изнывали от скуки. Главным и фактически единственным развлечением была поездка на мопеде в порт Святой Пелагии, чтобы поглазеть на двух-трех новых туристов, проявивших наивность высадиться на Китире. Это был своего рода катастрофический туризм метауровня. Мы, туристы, злорадствовали при виде проблем, с которыми в отсутствие туристической инфраструктуры сталкивались наши товарищи по несчастью.

Я вспомнил об этом, когда в гранд-отель «Европа» пожаловали новые гости. Невзирая на то, что их прибытие не совпадало с основными трапезами или перекусами, предполагавшими скопление гостиничных постояльцев на первом этаже, почти все они как бы ненароком оказались в фойе под предлогом изучения книг на библиотечных полках или желая полистать газету в новом кресле у камина под портретом Паганини. Я тоже направился в фойе, якобы с намерением выкурить на улице сигарету в компании Абдула. Но тот суетился с багажом, в изрядном количестве доставленным в отель, что предоставляло мне идеальную возможность отсрочить выполнение намеченного плана и задержаться в фойе, где Монтебелло с почестями встречал новых гостей.

Это были американцы, что всех нас слегка разочаровало. Акцент выдавал их происхождение, подразумевавшее в наших глазах поверхностность и все то, чем мы, европейцы, быть не хотели. Вдобавок это была семья — чаще всего предельно замкнутая хоррор-группа, безжалостно расходующая энергию на то, чтобы испортить между собой отношения, и не ведающая о возможностях, заложенных в общении с остальным миром. К чему нам такие соседи? Вероятно, мы просто им завидовали. Прежде мне не приходило в голову, что в гранд-отеле «Европа» живут сплошь одиночки. Прибытие семьи высвечивало наш холостяцкий статус. Меня вдруг пронзило осознание того, что и я не был среди нас исключением и мою персону тоже следовало считать безутешным одиночкой, отчего на секунду мне стало безумно горько.