— Последнее время что-то настроение у нее упало.
— Да? — сказал Мередит. Взгляд его выразил удивление.
— А почему я такой вывод делаю, в принципе, и не расскажешь… Шут, извините за выражение, разберет… так, мелочи… фотографии на камине разглядывает. Одну-другую перевернет, понимаете ли, к стенке. А то встанет посреди ночи и сидит в темноте, в холле у телефона. Там, конечно, не то что совсем темно. Снаружи фонарь светит. Она, правда, и раньше номера откалывала. Секреты вечные… С подружками ее школьными познакомиться и думать не моги. За спиной у ней приходилось справки наводить, как говорится. Но вы ведь не будете отрицать, тут я в своем праве, по-моему…
— Разумеется, — утешил его Мередит.
— Вот Лили и подумала, может, вы нас надоумите… почему у нее состояние такое печальное… может, она с вами поделилась… ведь столько времени с вами проводит.
— Боюсь, я не особенно смогу вам помочь, — сказал Мередит. — Был тут, правда, неприглядный эпизод с одной актрисой, но не думаю, что они так уж близко дружили. Конечно, она обнаружила ее в таком виде — это могло потрясти, но Стеллу, с другой стороны, не так уж легко потрясти, согласитесь?
— Обнаружила в каком виде? — спросил Вернон, но тут ворвался с улицы молодой человек. В заморском костюме, и губы накрашены.
Крикнул: „Бежим!“ — потянул Мередита за руку, сдернул со стула и поволок к двери.
Пришлось до конца спектакля дать занавес. Другого выхода не было. Десмонд Фэрчайлд наотрез отказался подменить Сент-Айвза. Сказал — все ставки сделаны на другую лошадку, он выглядел бы просто посмешищем. С какой стати.
Кассирша уже ушла, так что Розе оставалось только вскрыть сейф, открыть кассу и самой возвращать деньги зрителям.
Подобного ужаса не случалось за все ее годы в театре. Никакие ляпы, разбитые сердца, склоки и обмороки не могли погасить огней рампы. Даже тому актеpу, который, в нетрезвом состоянии выражая посреди „Борьбы“[21] свой протест даме, кашлявшей в третьем ряду, спрыгнул со сцены и выволок бедолагу в проход, не удалось прекратить спектакля — три чашечки черного кофе, извинение перед залом — и пожалуйста.
В общем, все было ясно: придется отменить „Цезаря и Клеопатру“ и театр закрыть, пока не найдется актер на Крюка. У Сент-Айвза двойной перелом ноги. Недель шесть проваляется в гипсе. На поиски замены осталось четыре дня. Это катастрофа.
Была жаркая перепалка. На кой ляд Цезарь поперся по лестнице через три минуты после начала четвертого акта? Когда уже позвали на выход! Сент-Айвз признавал, конечно, что да, совсем сдали нервы после этого взбрыка Дон Алленби и трагической гибели мальчика, вспоровшего артерию у склада Хаггерти. Но с какой стати швейцару позволяют слушать во время действия радио? Сент-Айвз божился, что своими ушами слышал несколько тактов „Вернись в Сорренто“, огибая лестницу. И кто, спрашивается, должен отвечать за студентов университета? Почему никто им не поставит на вид? Разбрасывают свои копья, тут каждый споткнется!
Бонни, не в силах выносить, как он выразился, некрасивые намеки и сваливание вины на других, выскочил из кабинета Розы. И бежал в реквизитную, где Джон Харбор и Бэбз шушукались с Фредди Рейналдом у камина. Дотти с Грейс поехали на „скорой помощи“ с Сент-Айвзом, Десмонд Фэрчайлд сидел в „Устричном баре“, выпивая по случаю нежданных каникул.
Харбор как раз говорил Фредди, что на его взгляд, может быть — может быть! — даже к лучшему, что театр закроют. Кто спорит, все это кошмарно, бедный Ричард, переломы и прочее, — но зато хоть подбавится репетиций Питера Пэна. В данный момент спектакль ну совершенно сырой. Бэбз отвечала: это, конечно, мысль, но ведущий актер, между прочим, прикован к больничной койке, так что хорошего мало.
Когда вошел Бонни, разговор сразу смолк, такое у него было лицо. Он прижимал к себе кулаки, как будто ранен в живот.
— И я отдал лучшие годы своей жизни! — выдохнул он и больше не мог произнести ни слова.
Он отвернулся, чтоб отдышаться. Они смотрели сконфуженно на дергающиеся плечи. Почти тотчас за ним явился посланный Розой Мередит.
— Не пойду, — голос у Бонни прыгал. — Я подам заявление, я ухожу.
— Прекрати, что ты порешь! — И Мередит схватил его за плечо, потащил волоком по коридору.
Через пять минут Джона Харбора отрядили в „Устричный бар“ сказать Десмонду Фэрчайлду, что его вызывают к Розе.
Десмонд не стал торопиться, а когда в конце концов вошел в кабинет и ему выложили предложение, затряс головой. Он ни малейшего желания не имеет вводиться на Крюка. Тем более — за четыре дня. Ему эта роль не была, во-первых, предложена, и он исключительно доволен ролью Боцмана.
Стоял, в своем верблюжьем пальто, стучал сигаретой по ногтю большого пальца.
— Дико извиняюсь, господин хороший, но я свои возможности знаю, — и косо ухмыльнулся.