Грани безумия

Летели мы долго, пару часов не меньше, но я не замёрзла. Присмотревшись еще в начале нашего полета, обнаружила прозрачную сияющую сферу, внутри которой находились мы с сестрой. Именно эта оболочка не пропускала леденящий холод.

За время нашего полёта мы успели даже немного подурачиться. Просто Зарина начала выделывать в воздухе всевозможные финты, а я с непривычки, когда земля вдруг меняется с небом местами, верещала так, что уши закладывало. Немного погодя я привыкла, и уже сама просила, чтобы сестра повторила тот или иной маневр. И она, заливисто смеясь, выполняла каждую мою просьбу.

На место мы прибыли, когда уже стемнело и на небе зажглись мириады блестящих звездочек. Из наших ртов валил пар. Не сразу мы зашли в её домик. Сначала мы поиграли в снежки. Заодно и размялись после длинного перелёта. Заметив, что руки сестры совсем покраснели от холода, я сказала, что замёрзла. Зарина тут же засуетилась и впустила меня в своё жилище.

Мое знакомство с домом сестры началось с … удара затылком о притолоку входной двери. Стоило мне выпрямиться, и нам стало ясно, что домик явно был низковат для меня, потому что я упиралась головой в потолок.

— М-да, — в притворной задумчивости протянула Зарина, когда у самой в глазах бесята прыгали. — Ну и много ж ты, деточка, морковки ела в детстве!

И эта «деточка» в моём исполнении с величайшей осторожностью села на лавку, которая подозрительно затрещала. Мы переглянулись с сестрой и громко засмеялись до слёз. Мне пришлось подняться с лавки, чтобы не развалить её, а девушка тем временем подтащила высокую табуретку. Сравнив комплекцию сестры и предмета мебели, пришла к выводу, что стул держали для гостей.

Пока Зарина гремела тарелками и собирала ужин на стол, у меня появилось время осмотреться в ее доме.

Для начала я отметила, что изба была маленькой. Правильнее её было бы назвать избушкой. Состояло жилище моей сестры всего лишь из одной комнаты. Даже сеней не было. В правом углу рядом с входом стояла небольшая табуретка, на которой стоял таз, а над ним висел рукомойник. Я заметила собранную шторку, закрепленную к потолку и стене, рядом с входной дверью. Ванная? По правой стороне шёл стол, метр на метр, за которым я сейчас сидела, и лавка у окна, которая едва не развалИлась подо мной. В правом дальнем углу стоял небольшой сундук. Скорее всего, в нем лежали её вещи. В дальнем левом углу располагалась кровать, застеленная затёртым покрывалом. Сверху лежала маленькая подушечка. С левой стороны по центру находилась печь, которая и обогревала дом, и служила местом для приготовления пищи, и могла быть сушилкой для фруктов и трав, которые выглядывали сверху. С левого бока печи стояла ещё одна кровать, у же дальней. Слева от дверного проёма стояла бочка с водой, которая сейчас была наполнена наполовину. А в углу находилась вешалка, куда мы повесили вещи при входе в дом.

Несладко живётся у драконидов моей сестрёнке. В какой-то момент мне даже захотелось осудить нашу мать за то, что бросила дочь здесь. Но обстоятельства её смерти не располагали к осуждению. В Миражине Зарину могли запросто убить, а здесь, пусть и в такой обстановке, её жизни ничто не угрожало. Наверно.

— Ну вот, — прервала мои размышления предмет оных. — Чем богата, как говорится, — смущаясь, проговорила сестра.

Я посмотрела на ужин. Мне казалось, что у Велигора довольно скромная еда. Ужин же сестры состоял из трёх разогретых в мундире картофелин, тарелки квашеной капусты и пары кусков подсохшего серого хлеба.

— Прости, — стала вдруг извиняться Зарина. — Не думала, что у меня будет сегодня такая дорогая гостья. Знала бы, подготовилась, — со слезами на глазах прошептала она.

Повинуясь порыву, я подошла к ней и встала на колени рядом с ней. Крепко её обняла. Уткнулась лицом в плечо сестры. Слёзы текли по моим щекам, впитываясь в её платье. Тело Зарины тоже подрагивало от содрогающихся рыданий.

Мне было больно. Никогда в жизни мне не было так больно. Даже когда меня собирали по кусочкам, после того как спасла Анрику. Мне хотелось кричать. Выть во весь голос от той несправедливости, которой удостоилась моя сестра. Она ведь даже не пожаловалась о том, как трудно ей здесь. Не озлобилась среди бесчувственных ящериц, а сохранила те искорки тепла, которые отдала ей мать.

Выплакавшись вдвоём, я немного отодвинулась от неё и заглянула в её омытые слезами глаза. Как можно выразить то, что испытывала в этот момент. Разве можно передать эти чувства словами? Обхватив её лицо своими огромными ладонями, я, не спуская своего пристального взгляда с нее, отделяя каждое слово проговорила:

— Мне никто и никогда не дал ничего лишнего. Ты же отдала последнее, что имела.

Зарину снова начали сотрясать рыдания, а из глаз снова пролились горькие слёзы.

— Теперь я не одна, — прорыдала она, кладя поверх моих рук свои. — Не одна, — повторила моя старшая сестра.

— Не одна, — успокаивая её, прижала я к себе сестру. — Нас теперь двое.