Грани Обсидиана

Неизвестно, из-за чего началась ссора. Когда я, привлеченная шумом и криками, выглянула во двор, по снегу катались стиснутые крепкими объятиями дерущиеся: наверху оказывался то один, то другой, взлетала рука, раздавались невнятные возгласы, ругательства, злобное рычание. Молодые парни, толпившиеся вокруг, восторженно вопили, улюлюкали, подзуживали; женщины кричали, призывая прекратить драку; собаки метались вокруг и лаяли, пытаясь цапнуть дерущихся и отбегая…

Меня оттолкнули в сторону: пожилой Волк метнулся к драчунам, ему на помощь подоспел старший конюх. Через несколько мгновений они растащили парней в стороны. В том, что вырывался из рук Волка, я узнала Гэвина: парень хрипел и рычал, из разбитого носа у него текла кровь. Второй — его приятель Рик — сыпал ругательствами, зажимая окровавленную руку. Наррон отвесил ему подзатыльник такой силы, что даже у нас в ушах зазвенело. Волк, словно щенка, встряхнул Гэвина за шиворот — тот и внимания не обратил, все, хрипя, рвался к обидчику.

Обменявшись взглядами над головами подопечных, мужчины разошлись — Наррон с Риком на конюшню, а Гэвина поволокли в замок. Я отшатнулась, когда Волки проходили мимо: злоба клекотала в горле парня, выливаясь в рычание, глаза горели яростью… от него резко пахну́ло зверем…

Народ расходился, возбужденно обсуждая случившееся. Я потопталась на месте и нерешительно направилась в конюшню. Лошади смотрели с любопытством, пофыркивая и перестукивая копытами; казалось, они обсуждают меня друг с другом, и в этом обсуждении не было враждебности или страха: если уж они не боятся своих всадников-Волков… А вот и конь Бэрина, он зовет его Вороном. Рослый жеребец обнюхал мои робко протянутые пальцы, фыркнул и позволил себя погладить. Животные не задают опасных вопросов, не унижают, не насилуют друг друга… Они так красивы и честны.

Я услышала увещевающий голос Наррона; высокий голос Рика, в котором смешивались злость и слезы.

— А чего он!..

— Ты же знаешь, незачем связываться с ним в такие дни!

— А-а-а! А ему так все можно, да?!

Я осторожно заглянула за перегородку — Наррон жил в небольшом закутке прямо при конюшне. Лежанка, накрытая теплыми одеялами, печь, стол да пара скамей — вот и все его имущество. В углу свалены уздечки, седла и стремена: то ли для хранения, то ли для починки…

— Лисса? — сказал Наррон. — Проходи, поможешь.

Парень попытался незаметно смахнуть слезы боли и злости. Уже раздетый до пояса, он сидел на табурете у огня; Наррон рассматривал его окровавленную руку.

— Хорошо же он тебя порвал, шить придется!

— А может, так зарастет? — робко спросил Рик.

— Ага, зарастет, жди, пока Обсидиан пересохнет! — Наррон загремел какими-то жестяными коробками. Но именно он сказал, не оборачиваясь: — Добрый день, леди.

А ведь это я, а не человек, должна была услышать ее приближение! Или Инта научилась так бесшумно двигаться у своих новых родственников?

— Добрый день.

Волосы забраны небрежно, наспех, выбиваются пушистыми прядями, поверх домашнего платья накинут полушубок из драгоценного голубого меха полурыбы-полузверя, добытого в далеком северном море. В руках женщина держала полотняную сумку. Рик неловко приподнялся.

— Сиди, Рик. Что тут у нас?.. Лисса, подойди, помоги мне.

Наррон попятился и уселся на скамью — наблюдать. Леди Инта осторожно развернула поврежденную руку парня к свету. Кровь уже подсыхала.

— Ничего страшного. Видишь? Ни вены, ни сухожилия не задеты, лишь кожа и мышцы. Но раз рана глубокая, придется ее зашивать…

Рик безнадежно вздохнул.

Я молчала. Рука была не порезана и не проткнута — порвана, как сказал Наррон. Тут поработали острые зубы зверя.

— Ты будешь помогать мне.

— Я не лекарка…

Леди Инта подняла на меня оценивающий взгляд. Серые глаза ее были спокойны.

— Это ничего. Главное, ты не боишься крови. Смотри. Сначала нам надо смыть кровь и очистить рану…

Я делала то, что она говорила. Бедному парню было очень больно, но он терпел, лишь иногда шипя и постанывая. Я поглядывала в его мокрое лицо (глаза крепко зажмурены, зубы стиснуты) и представляла, каково это — когда ковыряются в открытой ране, а потом иглой протыкают «на живую» кожу… От сочувствия даже у меня самой рука разболелась.

Рик приоткрыл один глаз, с недоумением разглядывая свое предплечье:

— А уже почти и не больно!

Наррон подал голос из-за моей спины:

— Это потому что женщины шьют быстрее и ловчее! Представляешь, сколько б я с тобой возился! И какие бы у меня стежки кривые да большие вышли!

— Ну вот… — Леди Инта критически оглядела свою «штопку». Вынула из свертка срезанную белокурую прядь волос, подожгла, пробормотала три раза: «как поранил, так и залечи!» — и посыпала рану пеплом. Быстро и умело перехватила руку чистыми тряпками. — Завтра я еще раз погляжу и перевяжу рану, но думаю, все будет в порядке. — Она быстро улыбнулась конюху. — У Наррона есть замечательная мазь для лошадей…

— Ладно, так уж и быть, потрачу немного и на этого молодого дурачка! Благодари леди да проваливай!