Грани одиночества (СИ)

Мне тоже было страшно за своего мужчину. До потных ладоней я боялась потерять Сэпия, едва обрела его снова, но все зашло слишком далеко. Адариэл был неадекватен, а я не хотела бояться за детей или рисковать однажды опять очнуться в другом мире, как и не желала слушать новых оскорблений в адрес Сэпия или арахнидов.

Не знала, поможет ли этот бой, но поставить на место зарвавшегося высокородного засранца было просто необходимо.

— Я верю в тебя, — сдавленным от слез голосом сказала я, буквально впиваясь в жесткие хитиновые наросты на спине Адаина.

— Спасибо, — просто сказал муж, пружинистой походкой направляясь в центр зала.

Андариэл с грацией истинного короля поклонился Сэпию, тот ответил ему таким же церемонным наклоном головы, потом мужчины обнажили клинки и стали кружить друг напротив друга.

Смазанное движение — и лишь звон металла и искры, высеченные столкновением полос стали, обозначили выпад Сэпия. Он не стремился убить императора — иначе блондинистый гад истекал бы уже кровью, — просто показал свое превосходство.

Атаки Величества захлебывались в силе и скорости моего арахнида, вызывая во мне чувство непомерной гордости за своего мужчину и восхищения грацией и красотой его техники.

Нужно отдать должное, Андариэл дрался хорошо, даже изящно, но Сэпий был прав, он — не человек. Такой скорости и мощи ударов нельзя добиться тренировками. В каждом движении моего мужа чувствовался многовековой опыт, полученный им с памятью крови, и нечеловеческая сила и скорость арахнида.

Было очевидно, что у императора нет ни единого шанса на победу. На троне, подпрыгивая и всхлипывая, нервничала Алисия, сминая многострадальное серебристое платье ладонями.

Сантос застыл неподвижной статуей, а позади него хмурой скалой стоял старший лорд Феросс.

Обезоруженные арахнидами стражники выстроились полукругом со стороны императора, готовые кинуться под меч моего мужа, чтобы спасти пустоголового сюзерена.

— Ты признаешь свое поражение? Я не хочу обезглавливать древний род повелителей Нимеи. Откажись от притязаний на мою супругу, признай договор. Тогда о твоем поражении не узнает больше ни один человек.

— Ни за что! Это моя честь! Я и так слишком много тебе отдал, — прокричал император, бросаясь на Сэпия с новой безнадежной атакой.

— Я знал, что ты скоро осознаешь, кого потерял, но рад, что ты отдал Аллу мне. Не потому, что она дала мне сыновей и сильнейшее гнездо, и даже не потому, что спасла мою жизнь, подарив великое счастье быть любимым, а потому, что такой, как ты, не мог сделать ее счастливой, даже несмотря на истинность. Теперь она — моя жизнь, мать моих детей, отрада и гордость всех арахнидов, — уверенно сказал Сэпий, без видимых усилий выбивая меч из рук Андариэла. — Ты проиграл.

Бросив этот приговор, мой муж направился ко мне, повернувшись спиной к императору.

— Вернись! Достань свой меч, бейся со мной до смерти! Если мне суждено умереть, то я погибну с честью, как все правители Нимеи! — кричал покрасневший от натуги блондин, с ненавистью выплевывая слова, но Сэпий шел ко мне, не обращая внимания на отчаяние человека.

Я с ужасом заметила, что Андариэл что-то шепчет и бросает в моего мужа проклятьем. И, видимо, Сэпий прочел мои эмоции, понимая их причину, но муж лишь удовлетворенно улыбнулся мне, молниеносно отражая чёрный сгусток и развеивая злую магию своей силой — яркой, искристой и колючей, как снежинки в ясный морозный день.

Следующим смазанным движением он подлетел к безумному императору, просто отнимая клинок, как будто в руках Андариэла была не смертоносная сталь, а опасная игрушка у заигравшегося ребенка.

С противным лязгом королевский меч полетел на каменный пол, а Сэпий заломил обе руки императору за спину, легко удерживая их длинными пальцами, а второй рукой потянул императора за волосы, заставляя запрокинуть голову и смотреть в свои безжалостные глаза.

— Честь?! У тебя нет чести, позор королевской семьи. Ты уронил свое достоинство не тогда, когда посмел бросить безоружному в спину проклятие, а когда имел подлость проклясть ребенка. Как смел ты, ее истинный, оставить печать отторжения беззащитной девочке, зная, что черная магия заставит всех от нее отвернуться? Что чувствовал, обрекая предназначенную тебе провидением на одиночество и презрение? О чем думал, когда отдавал ее монстру, лишь бы не расставаться с любовницей? Ты — жалкое ничтожество. Я убил бы тебя, избавляя наш мир от плесени, что губит все, чего касается, но пощажу твою беременную королеву, что полюбила тебя вопреки рассудку. Живи и помни. Надеюсь, твой сын вырастет достойным своих славных предков, ведь ты покрыл их имя позором, — прошипел Сэпий.

Сейчас он не был моим невозмутимым, почти флегматичным арахнидом. В каждом слове мужа сквозили сила, власть и презрение. Бросив Андариэла на пол, Сэпий спокойно направился ко мне.