Грани отражения

Лия так же спокойно дошла до своего дома, толкнула тяжелую дверь и мысленно выругалась — словно специально, в холле не было света. Это уже серьезно осложняло ситуацию. Лия пересекла пространство и остановилась, выжидая.

Как и следовало ожидать, дверь отворилась, пропуская темную фигуру. Лия затаила дыхание. "Надо же так — всегда находить проблемы на свою голову", — пронеслось в уме. Тот, кто вошел, не двигался, очевидно, ожидая её действий. Лия молчала, притаившись.

— Доброй ночи.

Теперь внезапно раздавшийся шепот испугал Лию. Она затаила дыхание, стараясь раствориться в темноте. Но больше её испугало то, что человек, не произнося больше ни слова, открыл дверь и вышел.

Трясущимися руками Лия расслабила шарф на горле, который внезапно стал удушающе тяжелым. Что это значит? Кто это был?

Мелькнувшая мысль — пойти в полицию, была смехотворной идеей. В городе каждый младенец знал, что проще самому найти управу, чем ожидать, что полицейский участок сподобится что-то сделать.

"Надо быть осторожней. В любом случае можно полагаться только на себя".

Лия хмуро вертела в руках телефон, перечитывая новое послание.

"Не бойся, я никогда не причиню тебе вреда".

— Охотно верю, — кивнула Лия, — Смотря, что вкладывать в понятие вреда.

Проблема была. Решения не находилось. Значит, стоило или ждать, или же принимать меры. Какие только, чтобы её не выставили чокнутой те, к кому она могла бы обратиться за помощью?

Утро на отделении начиналось хмуро. Когда на Лию в третий раз ни с чего накричал дежурный врач, не понявший своего же подчерка, но решивший, что лучший способ поднять настроение, обвинив её во всех грехах, она поняла, что вот-вот расплачется. Это было унизительно — оскорбления, выкрикиваемые в её адрес, слышали все, кто был рядом. И не важно, что их возмущенные взгляды были обращены на врача, Лия еле сдерживала желание убежать. Но, после того как в лицо ей врач почти кинул карту больного, она, из последних сил улыбаясь, словно ничего и не происходило, поднялась и вышла в коридор. Дошла до уголка отдыха со стоящими в больших кадках, пальмами и декоративными папоротниками.

Это был последний аккорд в цепи всех проблем и неурядиц, и Лия поняла, что простые слезы превращаются в истеричный плач. Она ненавидела себя за такую слабость. Но остановиться не могла. Сколько она просидела, прячась за кадкой с большой пальмой — она не знала. Слезы продолжали литься ручьем, не желая останавливаться. Волна тягучей тоски и жалости к самой себе, как в детстве, когда несправедливо наказанный ребенок ощущает себя покинутым, захлестнула с головой.

Словно издалека, спасительным якорем, вторглись чьи-то руки, осторожно притягивающие к себе, и негромко, успокаивающе обращающийся голос.

Издалека, медленно приближаясь, до Лии доносились слова, складываясь во фразы, колдовским дурманом проникая в голову.

— Все хорошо. Все хорошо. Ничто не стоит слез, всё это — пустяки.

Лия уткнулась лицом в плечо говорившего, постепенно затихая и возвращаясь в свое опустошенное сознание. Её продолжали осторожно удерживать, укачивая как ребенка. Наконец, Лия осознала, что мир снова встал на ноги, и поняла, что что-то не так. Она резко отдвинулась, испытывая неловкость перед свидетелем её истерики.

Неторопливым движением, поднявшись с одного колена и невозмутимо встретив её взгляд, доктор Дорнот будничным тоном произнес:

— Сегодня Вам стоит пойти домой. Я сам поговорю со старшей сестрой, чтобы Вас отпустили.

Лия смотрела ему вслед, стирая слезы с лица. Люди. Кажется, что знаешь их, чтобы в следующий момент понять, что не знаешь о них ровным счетом ничего. Что же он представляет из себя, совершенно непонятный и странный человек, не показывающий никогда — какой он на самом деле?

Эрик метался по кровати, проклиная себя за глупость. Он ненавидел себя за унизительное состояние беспомощности, за слова, сказанные так зря. Себя — за невозможность взять ситуацию в свои руки, как было раньше.

Злость — мощный стимулятор. Особенно, злость, которая не может найти выхода. Чувствуя, что он задыхается от невозможности выплеснуть эмоции, Эрик рывком подтянулся, вкладывая в это движение всю силу, и сел на кровати.

— Ты встанешь, — произнес он сквозь зубы, обращаясь к самому себе. Правая нога неуклюже шевельнулась, когда он попробовал двинуть ею. Левая нога упорно не шевелилась. Эрик подтянул её, помогая себе рукой. Опустил ноги вниз на пол.

— Помоги, — он протянул руку подбежавшему телохранителю.

Шаг. И пускай, он почти не ощутим, но как же он волнующе приятен.

— Вы делаете большие успехи, — доктор одел и снова снял очки, — У Вас поразительное желание восстановиться.

Эрик усмехнулся — когда есть цель, которую надо достигнуть любой ценой, вряд ли что-то может оказаться препятствием, которое нельзя будет преодолеть.

— Я планирую поскорей выписаться. Возможно — даже на этой неделе.

Тогда, когда из-под маски бесстрастного наблюдателя, которого ничто не могло вывести из себя, вырывался живой человек, Лия не могла устоять перед желанием всеми силами поддерживать это выражение искренности на лице Маргулиса.