Грани сна

– Надо учитывать, – сказал он на том собрании, – что, добывая нужные для индустриализации природные ресурсы, мы обедняем природу, и загрязняем её отходами. Разрушаем почву! Кажется, что страна, добыв ресурс и произведя необходимый продукт, стала богаче. Да, это так. Но! Одновременно она стала беднее на размер этого ресурса, особенно если он не возобновляемый. А в итоге может пострадать обороноспособность.

– Ближе к теме, – предложил председатель собрания.

Лавр задумался, и заговорил о том, что хорошо знал:

– Возьмём окись кремния. Камень применяли в старинных пищалях для воспламенения пороха и выстрела, а добывали его специальные отряды стрельцов. Отдельных месторождений этого камня нет, он встречается, как вкрапление в известняках, но настоящий искристый «огневой кремень» даже там трудно найти. И как только поляки захватили хорошее известняковое месторождение к югу от Москвы, так сразу производство огнестрельного оружия встало. Вот почему, товарищи, в русской армии так долго применяли луки со стрелами! Были ресурсные пределы…

– Ты куда нас тащишь, Гроховецкий? – крикнул кто-то из зала. – В средневековье?

Председатель показал руками круг: дескать, закругляйся. Лавр торопливо, и немного путано сказал, что от каждого из нас тянутся в будущее некие нити, и оно, это будущее, зависит от того, как мы сегодня отнесёмся к природе, её сохранности.

Когда он уже шёл в зал, ему аплодировали.

Итак, он призвал действовать так, чтобы не перейти ресурсные ограничения, и сохранить родную природу. А на суде ему инкриминировали вредительство и «расхолаживание». В Ленинграде! За выступление на собрании в московском вузе!

Лавр подозревал, что какую-то роль в его судьбе сыграл Анатолий Михайлович, «секретчик» из Бауманки. Но зачем ему было бы «сдавать» Лавра?

В общем, судьба заложила крутой вираж, он оказался в тюрьме. И так же, как сегодняшний их новый товарищ, в первый же день был потрясён условиями содержания. На обед официанты – то ли вольняшки, то ли шныри из числа «простых» заключённых, одетые в белые куртки, выставляли на покрытые белыми скатертями столы тарелки с мясом, специальные плошечки с соусами… Каждому едоку подавали небольшой листок бумаги, чтобы записал, чего он желает откушать завтра: курицу, или рыбу, или предпочтёт нежнейшие сосиски. Еду подавали с пылу, с жару…

Названия «шарашка» он тогда ещё не знал, услышал его позже.

Кого здесь только ни было! Физики и химики, авиа– и судостроители, конструкторы, мастера по точной механике… Общей задачей было создание новых артиллерийских систем, в том числе самоходных пушек, орудий для флота и авиации. Секретность была абсолютная: допуск того или иного сотрудника к соответствующей документации давал лично нарком Л.П. Берия. Ничто из того, что создавалось или просто обсуждалось в этих стенах, не могло выйти за них.

В первые месяцы его пребывания здесь перемены в верхах порождали надежду, что вот-вот всё изменится. В декабре ненавистного всем Ежова сменил в должности наркома внутренних дел Л.П. Берия. Нарком юстиции потребовал строго соблюдения процессуальных норм; суды стали отправлять дела на доследование. По тюрьме циркулировали слухи, что тысячи людей освобождены… Потом надежды растаяли… в их «шарашке» послабления никого не коснулись.

Лавр здесь начинал чертёжником. В этом тоже была какая-то загадка: чертёжника могли взять из вольных местных; зачем хватать гостя из Москвы?.. Он опять возвращался к мыслям, что всё это не случайно. Кто организовал? «Секретчик» Тюрин, или «друг» Ветров? Как раз через пару дней после разговора с ним его и отправили в Ленинград.

Чертежи он здесь «подписывал», ставя штампик с тремя цифрами; такая подпись называлась «факсимиле» и заменяла подлинную фамилию.

…Через полгода его оформили конструктором.

Только через месяц Лавру разрешили писать письма на волю. Но разрешение это сопроводили целым рядом условий: можно писать самым близким родственникам, то есть мамочке. Письма милой Ко́те – Октябрине, не принимали. Ведь она ему формально никто! Принимали письма не чаще раза в месяц. Сообщать, где он, нельзя; чем занимается по работе – ни полслова. Критиковать условия содержания или суд, сказали ему, он, конечно, может, но нет смысла, потому что после такой критики условия могут сразу измениться… и не обязательно в сторону улучшения.

Сдавать письма следовало в открытых конвертах. Заклеит их за государственный счёт специальный цензор, предварительно просмотрев на предмет ошибок. Причём за государственный счёт вскрывали также конверты, пришедшие с воли!

Ещё через месяц ему разрешили посылать домой денежные переводы. Он, конечно, стал посылать: зарплата была неплохая, а покупать в ларьке нечего. Там продавали туалетное мыло, одеколон, лезвия для бритья, носки и носовые платки, конверты и карандаши, конфеты и папиросы. Жили на всём готовом, а курить Лавр так и не научился.