Грани Света. Падший (СИ)

— Поэтому я и пытаюсь достучаться до тебя. Пелена греха уже затмевает тебе глаза настолько, что ты не видишь прописных истин! Предпочитаешь их игнорировать! Я хочу помочь вам обоим, пока не поздно. — Имея в виду и Александру, брат посмотрел куда-то вдаль. — За что ты так борешься? За ее бренное тело, когда есть бессмертная душа? Она ведь переродится, и вы также будете вместе. Ты — как ее Ангел-Хранитель, а она — вновь, как Свет Несущая душа, но уже с другим Предназначением.

Я перебил Михаила, едва сдерживая рык.

— Тебе не понять того, что я чувствую!

— Ты прав. — Тоном праведника согласился Ангел. — Мне тебя не понять. Однако не забывай, что все еще можешь на меня рассчитывать. Позови, когда будешь готов вернуться на Небеса. Отец опечален из-за тебя. И… — Он сделал паузу, словно не хотел говорить последнюю фразу. — Будь осторожен.

Брат не сдался, не оставил попытки меня переубедить, я видел это в его голубых глазах, но на сегодня разговор был окончен.

За спиной Михаила раскрылись мощные белоснежные крылья, освещая своим божественным светом темный проулок. Я усмехнулся в ответ на демонстрацию, но друг уже сказал все, что хотел, поэтому взмахнул крыльями и стремительно взлетел вверх, исчезая за крышами многоэтажных домов.

Стоило Михаилу улететь, как я тут же дал выход накопившейся ярости, впечатав кулак в стену. Вмятина не заставила себя долго ждать, как и глухой испуганный вскрик женщины за стеной. Ничего, переживут. А стену отремонтирует правительство. Когда-нибудь.

Хлопок и черные, словно ночь, крылья, сливающиеся с тенями, несут меня туда, где находится моя девочка с осенними глазами. Туда, где находятся все мои мысли и суть.

Михаил не понимает, о чем говорит и что просит. Бренное тело? Едва ли. Да, память души сохраняется, но это уже будет другой человек. Да и разве мог я собственными руками убить это нежное создание? Прекрасную девушку, столь очаровательную в своей невинности?

Ту, которую люблю всей своей пока еще не очерненной Сутью…

Я до сих пор не понимаю, почему она должна была умереть полтора года назад. Ведь Свет ее души всё ёще сияет так ярко, что мог бы осветить километры впереди, если бы люди могли его видеть.

Мне бы очень хотелось верить в то, что впервые Всевышний допустил ошибку в своем Провидении…

Лекси спала поверх одеяла, свернувшись калачиком от того, что замерзла, пытаясь сохранить крохи тепла. Около минуты я просто стоял, как вкопанный, и пожирал ее глазами. А после меня опалило осознанием — она почти обнажена! Лишь белое махровое полотенце защищает ее невинное тело от моих посягательств. От грязных, пошлых мыслей.

Но и оно не смогло меня остановить, потому что я пропал. Причем давно.

Я был на взводе. От испуга за подопечную, сковавшего всё внутри, когда я не обнаружил ее в квартире по прилету. От нее, дрожащей от страха в руках Михаила. От затравленного взгляда, направленного на меня. От ярости, которая все еще клокотала, стоило вспомнить, как Михаил прижимал к себе девушку.

А теперь еще и от желания стереть чужие прикосновения своими, прижать ее к себе, пропитать своим запахом, поставить метку, клеймо! Сделать уже хоть что-нибудь, только бы не сопротивляться этой тяге и быть с ней так, как того хотелось уже давно. Окунуться в Свет ее души, в то тепло, снова, хоть на миг, как тогда, во время поцелуя на кухне, который теперь стоит перед глазами, не желая исчезать. Который манил сладким продолжением.

И я не устоял.

Спрятав крылья за спиной, я склонился над девушкой, рассматривая нежные черты лица, будто увидев ее впервые. Трепещущие во сне темные ресницы, аккуратный носик, пухлые губки. Мне было все равно, если она проснется. Желание прикоснуться к ней достигло пика. Я больше не могу и не хочу этому сопротивляться. Хочу сделать ее своей во всех смыслах, чтобы только я был в ее мыслях, в ее сердце, и в ее душе.

Подняв Лекси на руки, заключил ее в объятия, ложась вместе с ней на кровать и накрывая нас одеялом. Подопечная хмурилась, но пока не просыпалась. Только доверчиво прижалась ко мне, ища источник тепла.

И это действие разбило в пух и прах мою последнюю хрупкую оборону выдержки. У меня снесло крышу. И добило окончательно, когда Лекси шевельнулась, придвигаясь еще ближе, а проклятое полотенце сползло, обнажая упругую грудь с торчащими от холода сосками.

Черт! Черт! Черт!

Мой судорожный выдох огласил тишину комнаты, и я обхватил ладонью призывно торчащую грудь. Погладил. Сжал. И застонал в голос, наслаждаясь прикосновением к бархатистой коже. Тело опалил сладостный жар, который тут же побежал вместе с током крови и отразился в штанах. Член уже стоял колом, упираясь в живот девушки.