Грани веков (СИ)

Спасительные заросли и поблескивающая между ними речная гладь были уже совсем рядом, когда что-то просвистело в воздухе, и, одновременно, голени обожгло болью; она споткнулась и повалилась на землю, обдирая колени и локти.

Подняв голову, она в ужасе уставилась на окруживших её преследователей.

Трое всадников на вороных конях, в черных кафтанах и высоких шапках, отороченных мехом чернобурок, возвышались над ней, покачиваясь в седлах.

Ближайший из них сжимал в руке длинный кнут.

Лица его она не могла разглядеть из-за густой бороды и нависшей на глаза шапки.

— Кто такова? — у него был скрипучий и резкий голос.

От испуга Ирина не могла вымолвить не слова.

Всадник сделал едва уловимое движение рукой, и кнут щелкнул в воздухе у самого носа Ирины. — Отвечай, когда спрашивают!

— Ир… Ксения! — выпалила Ирина.

— Откуда будешь?

— Из М-москвы…

«Главное — не показывать им свой страх!»

— Далеко же забралась! — усмехнулся всадник. — Зачем в посад шла?

— К боярину, — Ирина старалась, чтобы голос не дрожал, — царскому дьяку…

— Ишь ты! — протянул всадник. — И чего ж тебе потребно от него, захухля деревенская? Боярин побирушек не жалует…

Второй всадник, здоровенный бровастый детина с покрытым оспинами лицом, при этих словах ухмыльнулся.

Неожиданно для себя, Ирина вспыхнула.

— Я не побирушка! Я — царевна Ксения, дочь царя Бориса Годунова!

— Вона что, — бородач нахмурился. — Кликуша…

Он тронул поводья, и конь двинулся на Ирину, заставив ее отступить.

— Ступай себе с Богом! — велел он. — Еще раз увижу в наших краях — на столбе окажешься!

— Но я говорю правду! — отчаянно выкрикнула Ирина, пятясь. — Я — царевна, меня похитили разбойники!

— Дай-ка, дядька Ферапонт, я из ней блажь повыбиваю, — вмешался рябой, доставая странного вида плеть с кистью в виде метлы на рукояти.

— Погодите-ка, — подал голос молчавший до сих пор третий всадник.

Он соскочил с коня и направился к Ирине.

— Разбойники, говоришь похитили? — протянул он, всматриваясь в ее лицо.

Смуглый, с кучерявыми волосами и гладко выбритым подбородком, этот человек напоминал цыгана. На левой щеке у него росла огромная бородавка с пучком черных жестких волос.

— Полно мешкать, Михайла Андреич, — бросил первый всадник. — На что тебе эта кликуша сдалась?

— Обожди, Ферапонт, — пробормотал тот, качая головой и почесывая подбородок. — Что-то есть в ней… Кабы волос подлиньше, да наряд побогаче…

— И ты туда же? — Ферапонт подъехал ближе. — Совсем со своей ворожбой головой тронулся? Виданое ли дело, чтобы царевны по деревням в лохмотьях, да со стрижеными волосами, как лярвы, бегали?

— А я мню, надобно ее все ж Андрею Василичу показать, — отвечал чернявый. — У него глаз наметаный. Заодно послушаем, что за дело у неё к нему. А коли выяснится, что девка — блаженная, — он ухмыльнулся, скользнув по Ирине оценивающим взглядом, — тогда и выбьем из неё, блажь-то.

Ферапонт покачал головой.

— Охота тебе на посмешище перед боярином выставляться?

Но чернявый лишь оскалил зубы в ухмылке. — Залазь, царевна, — сказал он, подводя к Ирине коня. — Поедем к боярину.

Ирина занесла ногу над стременем и замерла, скривившись от смеси омерзения и брезгливости.

На боку коня, привязанная к луке седла, висела отрубленная собачья голова, ощерившаяся мертвым оскалом.

***

— То есть как — ушла?!

Муха уставился на Ярослава немигающим взором и только подрагивающие усы выдавали скрытый гнев. — Куда ушла?

— В посад. — Ярослав пожал плечами. — Вы же сами говорили, что может идти на все четыре стороны — вот она и решилась.

Муха перевел взгляд на Беззубцева, с невозмутимым видом скрестившего руки на груди.

— Ну ладно, этот — блаженный, но ты-то Юшка, куда смотрел? Очередной бабе под юбку?! Я же говорил, чтобы были настороже!

— Знаешь что, — вызверился Беззубцев, — ты, дьяк, мною не больно-то командуй! Я — свободный атаман, и девок ваших краденых, будь они хоть трижды царевны, пасти не собираюсь!

— Свободный, говоришь? — сощурился Муха. — Давно ли на дыбе висел?

— Никак, грозить вздумал? — прошипел в ответ Беззубцев.

— Напомнить хочу! — огрызнулся Муха. — А то у тебя, гляжу, память совсем отшибло! Аль забыл, что поленица наказывала?

Беззубцев потемнел лицом. — Ты в наши с ней дела не лезь…

— Ладно, паны-атаманы, будет вам, — неожиданно вмешался Афанасий.

Он вглядывался в сторону корчмы, щуря единственный глаз. — Сначала дело, а за царевну опосля решить можно будет!

— И то верно! — процедил Беззубцев, не сводя с дьяка набыченного взгляда.

Муха, помедлив, кивнул.

— Стало быть, семеро их всего? — Беззубцев хищно ухмыльнулся. — Это ж даже делом назвать совестно! Значит, так: охранников я на себя беру, Афоня — вы с конюхом тишком лошадок выводите. Муха — в засаде, если что не так пойдёт — прикроешь! Ну а ты, блаженный…

Он скептически глянул на Ярослава.

— Главное — под ногами не путайся. Ежели до драки дойдет — сховайся где-нибудь, авось, пронесет!

Он довольно хохотнул и хлопнул Ярослава по спине. — Ну, с Богом!

Ярославу не очень-то понравилось, что Беззубцев определил его в запасные, с другой стороны — был рад, что ему не придется участвовать в налете.