Грани жизни

Сева опять заговорил было о романтике, но Гриша снова повторил что-то наперекор,' и спор разгорелся бы с новой силой, если бы каждый не повернул в свою сторону. Петя, шагая уже в одиночестве., задумался и обо всем сказанном в пылу спора, а также и о близком будущем. Какие все разные, думалось ему. Гриша предан делу, но бывает горяч, резок и невольно может даже кое-кого раздразнить. Иногда под влиянием трудностей он слишком подчеркнуто обобщает и даже как бы навязывает каждому собственное мнение. Уже не раз он задевал «чибисов» своей насмешкой — «бокс — узаконенная драка», и они, заядлые боксеры, наверно, возмущаются про себя, но помалкивают — оба не речисты, и скрытны, и что у них на уме, никак не узнаешь. Товарищескому большинству они, правда, уступают, вот и сегодня обещали пойти всей «семеркой» на Первый ГПЗ. Но это все-таки уступка, а не самостоятельное решение. «Тугие ребята», — говорит о них Матвей. Ироничный Матвей куда сдержаннее и умеет при случае высмеять и уязвить за неверные шаги, но так, что еще не раз потом человек прикинет в уме, что ведь именно Матвей верно заметил слабые и противоречивые стороны характера другого. Матвей, правда, — самый старший в «семерке», ему скоро двадцать пять, женат, любит свою семью, соединяет в себе квалифицированного слесаря, токаря и механика. Гриша как-то похвалил Матвея: «Ты у нас скала!» Далее Миша Рогов, в «семерке» самый юный. Он еще неопытен в жизни, его еще многому надо учить, но натура у него ясная, здоровая. Сева… ох, этот нервный, неустойчивый Сева! Он за многое одновременно хватается, может быстро увлечься и так же остыть. С тех пор как Сева стал писать стихи и печататься в многотиражке, у него появилась «тяга к беспристрастию», — не раз вслух отмечал Петя. Но Сева, споря с ним, называл это «романтической объективностью мыслящего человека». Петя не соглашался и определял «данную объективистскую романтику» как особый вид духовной лени, что означает, напротив, слабость мышления и недостаток принципиальности. За последнее время Сева даже высказывал сожаление, что «ввязался» в непосильное дело для него, «хотя и начинающего, но все-таки поэта». На Первый ГПЗ Сева обещал пойти, но с оговоркой — едва ли, мол, это уж так необходимо для дела: «Наша заводская деталь совсем иная, и, значит, все у нас будет иное — к чему нам мудрить?» Но Петя, как и не раз бывало, сразил Севу одним доводом: пусть он, Сева, как техник и поэт, задумается, что значит для него расширение кругозора!.. А Сева как раз и любил сам повторять это слово — «кругозор»: в нем чувствовалась «всяческая широта». «Вот так и дружим, всегда в спорах, все разные, — заключил Петя свои размышления. — А мне как быть со всеми этими разными характерами и противоречиями? А мне первому… Да, да, именно мне первому обо всех шестерых думать, разъяснять терпеливо и настойчиво, если понадобится, все недоумения и несогласия, ободрять, объединять всех шестерых… ведь нельзя же, в самом деле, по всякому поводу надеяться на указания и помощь Степана Ильича!»

Вдруг Пете вспомнилось, как, бывало, в детстве, решая вместе с ним трудную задачу, Гриша многозначительно приговаривал; «Держимся, Петька… а?»

С этим «держимся!», как с данным себе обещанием на будущее, Петя пришел домой. Уже по выражению его взгляда Марья Григорьевна поняла, что он принес домой радость. А когда сын передал ей о спорах бригады и о своих размышлениях, Марья Григорьевна понимающе улыбнулась.

— Ничего, сынок, дело пойдет, только бы держаться всем крепче да дружнее — когда все разом, будет и разум. Я же тебе предлагаю: надо вам встречаться и дома, за чашкой чая уютнее, да и без спешки, куда легче и приятнее дело обсуждать. Вот бы и собраться у нас после вашего похода на «Подшипник», ведь будет у вас после того много новых впечатлений, будет над чем подумать!

На том и порешили.

Поход на «Подшипник» растянулся на два дня и прошел так разносторонне и увлекательно, что ради его богатых итогов, как восторгался Гриша, стоило особо собраться и поговорить.

Морозным вечером все собрались у Мельниковых. Прочли вслух все записи, рассмотрели все зарисовки и схемы, особенно по всемирно известному автоматическому цеху массового производства подшипников, — и все согласно-радостно переглянулись: «Действительно, богато!»

— Вот ты говорил, Сева, — сияя, напомнил Петя, — у нас, мол, на линии будет проходить совсем иная деталь, и все у нас совсем пойдет иначе. А теперь сам видишь, какие новые, общие и для нашей линии закономерности мы за эти дни открыли!.. Ну, что ты скажешь?

Сева покорно поднял руки.

— Сдаюсь, сдаюсь!

Гриша тут же предложил записать в дневнике бригады свежие впечатления обо всем виденном на «Подшипнике». Пошел оживленный круговой разговор, как назвала его обрадованная Марья Григорьевна.

— Дайте-ка и я, бывший токарь, подсяду к вам, — шутливо предложила она.

Молчаливых в беседе не оказалось, все были увлечены, у каждого было что вложить в общую картину.