Гранитный чертог

В этот раз Млада почти не спала. В ноге горячо билась боль. То пробегала по бедру жгучая волна, то костенели мышцы, заставляя ворочаться с боку на бок. А сырое промозглое утро не принесло облегчения, к тому же, кажется, начался жар. Млада то и дело касалась пылающего лба, а только на востоке забрезжили первые лучи зари, прокляла тот момент, когда пришлось вставать, чтобы идти дальше. Вот клюква сейчас как раз пригодилась бы. Надо было набрать впрок.

Дождь продолжал моросить, как шальной.

Млада старалась не сбавлять шага, но уже к середине дня успела тысячу раз отправить в Пекло деревню, которая все никак не хотела появляться впереди. Подумала даже, что они ходят кругами. Но вот промелькнула в глубоком овраге знакомая речушка, и на душе стало светлее. Осталось немного.

Рогл всю дорогу до Ярова Дора с подозрением косился на Младу, но ни разу не спросил, как она себя чувствует. Возможно, опасался. Или попросту ему было все равно. С чего бы пленному вельду о ней беспокоиться? Да Младе и не нужны были его жалость или участие. Как бы много он ни болтал, как бы ни пытался втереться в доверие, а все равно – враг. Сучье племя… И вовсе не было уверенности в том, что не выкинет ничего по дороге.

Только к вечеру за окраиной леса развернулись черные пашни, а рядом – утыканный избами холм.

Млада припустила быстрее до дома старосты – так, что теперь Роглу пришлось ее догонять.

Садко гостей на ночь не ждал. Сдержанно он выслушал краткий рассказ о том, как погибли кмети, недоверчиво глянул на вельдчонка, который на всякий случай укрылся за спиной Млады, а потом проговорил тихо:

– Кметей мы погребем, как нужно. Завтра отправлю деревенских. Честно – не верил, что вельский лагерь вы все ж таки найдете. Уж больно долго мы его искали, – он оглядел лицо Млады, наверное, бледное и блестящее от нездоровой испарины, и добавил: – На ночь у меня останьтесь – нечего снова до погоста тащиться. Погода мразевая, пахоту даже пришлось прервать.

И как будто невзначай за вечерей жена Садко, тихая и незаметная, словно тень, поставила перед Младой кружку горячего отвара на малине. Та кивком поблагодарила ее и еще долго грела пальцы о глиняные стенки, пока питье чуть-чуть не остыло.

Рогл, готовый, видно, от неловкости сжаться до размеров мыши, безмолвно сидел рядом, ерзая на месте. А Млада под пристальным взглядом старосты размышляла, как быть дальше. Впереди еще пять дней пути, а силы уходят с такой скоростью, что того и гляди повалишься под куст и больше не встанешь. Без помощи никак не обойтись, ведь нужно, чтобы Рогл обязательно добрался до детинца. Иначе все псу под хвост.

Млада подняла глаза на Садко. Тот с готовностью выпрямился, посмотрел вопросительно.

– Ты, Садко, отправь весточку князю, – проговорила она, отпив из кружки пахнущий летом отвар. – Напиши, что парни погибли. И что мне… нужна подмога. Пусть вышлет навстречу кметей. Можно даже одного. Пересечемся с ним на дороге – далеко в лес я теперь уж не пойду.

Староста выслушал, согласно качнул головой.

– Князю я и так писать собирался, раз уж тут такое вышло. Просьбу твою укажу. А теперь идите отдыхать. Парнишка твой, вон, скоро лбом о стол треснется.

Млада возражать не стала.

За ночь жар разжал тиски, а к утру совсем полегчало. Вот только раны лучше выглядеть не стали – почернели еще больше. Но, удивительное дело, замечать боль Млада уже почти перестала – настолько свыклась. Да и деваться-то особо некуда. Не ко времени себя жалеть и хворать в постели.

Янтарь и снаряженный для Рогла жеребец Надежи уже ждали во дворе. Конь, кажется, был рад видеть Младу: тут же ткнулся мордой ей в плечо – поприветствовал. Она сделала знак помятому со сна вельду садиться верхом. Без промедления мальчишка ловко запрыгнул в седло. И сразу же выправилась его осанка, появилась даже некая горделивость – парень явно чувствовал себя на своем месте. Он погладил шею коня и что-то тихо ему сказал, а тот спокойно прислушался к словам нового всадника.

Последний раз поблагодарив старосту, выехали, легким галопом промчались по деревне, распугивая дворовых собак, и нырнули под полог леса.

Скоро Млада поняла, что удержаться в седле ей будет сложно. Толком сжать колени она не могла, а чтобы приподняться в стременах – и вовсе нужно было приложить столько усилий, сколько не отнял бы путь пешком. Однако верхом, как ни крути – быстрее.

Бо́льшую часть времени ехали рысью. Каждое новое утро забираться в седло Младе было все труднее. К тому же жар вернулся. Ее то бросало в дробящий зубы озноб, то словно окунало в кипяток. Раны заживать никак не хотели, даже не затягивались – и продолжали сочиться той же отвратительной черной жижей. А порошки, сдерживающие воспаление, закончились.