Женщины Отиля были прекрасны, в точности такие, как их описывал Клепила, однако он же и объяснил Самохе, что им под страхом смерти запрещено общаться с чужеземцами. Начиналась большая война с халашами и в городе опасались шпионов.
— Впрочем, — заметил Клепила, — как мне кажется запрет не распространяется на простолюдинок. Хотя по правда сказать, после тех излишеств, которыми было заполнено наше путешествие, даже и на простолюдинок меня как-то не тянет.
— И меня, — признался Жуч. Они свернули с главной улицы в торговые ряды, побродили по лавкам, покупая подарки для родных. Мелите Самоха купил полупрозрачную накидку с вытканными заморскими драконами, а отцу удивительное кресало, которое, стоило нажать еле заметный выступ на медном боку, выбрасывало язык пламени. Клепила же долго копался в старинных манускриптах, перекидываясь с хозяином лавки малопонятными словами, и набрал их целый мешок. Жуч купил для Фирна ошейник со стальными шипами…
Потом их нашел посланец от принцессы, длинноволосый юноша, сопровождаемый двумя хурренитскими гвардейцами и сказал, что Клепилу хочет видеть некая знатная отильская дама, страдающая изжогой и коликами в левом боку.
Договорившись встретиться на борту «Ласточки», Клепила ушел с посланцем, а Жуч с Самохой продолжали плутать по узким кривым улочкам, покупая всякую всячину и время от времени освежаясь здешним зеленоватым вином в кабачках, которые в Отиле были расположены под полотняными навесами.
Скоро они заблудились и не мудрствуя лукаво решили, что главное выйти к Мсте, а там уж они не потеряются. Стало быть следовало все время идти вниз, что они и сделали.
— Самоха, — сказал Жуч, — мне кажется, что за нами все время кто-то ходит.
Самохе и самому это казалось.
— Слушай, а ты когда видел Литиция? — неожиданно сам для себя спросил он. Оказалось, что с Жуч Литиция больше не видел.
— Если фрейлина тогда не спала. — размышлял вслух Жуч, — то принцесса знает, что Литиций хотел ее убить, и тогда, конечно, она постаралась опередить его. Да нам-то какое дело?
— А такое, — сказал Самоха, — что многие подозревают, что с гибелью Хата что-то нечисто, но только мы двое, не считая Замыки, слышали, как принцесса посылала его за тем чертовым медом.
— И кто меня за язык тянул, — сокрушенно сказал Жуч.
— Не имеет значения, Хат был обречен, не это так другое. Он был нужен принцессе только чтоб добраться до Отиля, а здесь он бы ей только мешал.
— Самоха, знаешь, — сказал Жуч, приостанавливаясь и ослабляя саблю в ножнах, — что-то мне не по себе. Пойдем-ка скорей отсюда.
Они пошли быстрей, но как назло река все не появлялась, а спросить было не у кого, редкие здесь прохожие, завидев граничар, исчезали в темноте. Наконец они увидели тусклый фонарь над дверью какой-то таверны и решительно повернули туда, рассчитывая узнать дорогу к реке. Жуч уже взялся за отполированное прикосновением множества рук дверное кольцо, когда их внимание привлекла какая-то возня в соседней подворотне, сразу сменившаяся звоном оружия. Затем раздался крик смертельно раненого человека.
Побратимы посмотрели друг на друга.
— Да плевать, — сказал Жуч и вытащил саблю. С визгом и улюлюканьем граничары влетели под закопченные своды. Свет валявшегося, рядом с распростертым телом, факела позволял рассмотреть прижавшегося спиной к стене человека, ожесточенно отбивающегося тесаком от наседающих оборванцев, вооруженных, впрочем, вполне добротными саблями.
В Пойме с разбойниками не церемонились. Не тратя время на раздумье, граничары обрушились на опешивших от неожиданности оборванцев, через секунду двое из них валялось в грязи с раскроенными черепами, остальные убежали.
— Зря вы влезли, — сказал человек у стены.
— Литиций? — удивился Жуч. — Тесен мир.
— Слушай, хурренит, — быстро проговорил Самоха, — нам до тебя дела нет, покажи как выйти к реке, и попрощаемся.
Литиций покачал головой.
— Поздно, архонец. Говорят, ты услышал то, чего никто не должен был слышать, теперь вы оба умрете.
— А ты? — спросил Жуч.
— И я, — не стал спорить Литиций.
— Ладно, — сказал Самоха. — Пошли отсюда. Все втроем они вышли из подворотни и увидели, что улица перекрыта. С обеих сторон стояли солдаты с факелами.
— Это что, — недоверчиво спросил Жуч, — по нашу душу?
— Ну, и по мою тоже, — усмехнулся Литиций. — Принцесса Ольвия прощается с прошлым.
— Весело тебе? Самоха, я этому хуррениту не верю! — сказал Жуч и решительно направился к солдатам, но когда ему оставалось до них несколько шагов, навстречу выступил офицер в белоснежном бурнусе, небрежно накинутом на медный панцырь.
— Стоять, чужеземец.