— Что тебе? — Он даже не обернулся.
— Ты куда? Не оставляй меня одну!
— Не волнуйся, я буду рядом.
— Не уходи-и-и-и! Мне страшно!
— Я тебя не понимаю, Госпожа. Чего ты боишься?
Я облегченно вздохнула, когда страж вернулся обратно к дереву. Мысль, что я сейчас останусь одна, плотно прикрученная к дереву, приводила в полную панику.
— Мне страшно, — повторила я. Безопасность другого человека, гордость и требование развязать свою Госпожу отошли на второй план по сравнению с перспективой остаться одной в лесу, кишмя-кишащем диким зверьем и разнообразной нежитью.
— Чего ты боишься? — повторил изумленный страж. — Это же твой лес, здесь на тебя не могут напасть даже бешеные волки. Никто не может причинить тебе вред, Госпожа, пока ты находишься в этом лесу. Здесь ты в безопасности, как нигде в мире!
— Правда? — Я подняла на него глаза, в которых, похоже, застыли слезы, — и улыбнулась. — Я думала, это твой лес.
— Но ведь ты — моя Госпожа. И, значит, хозяйка всего этого. — Страж широким жестом обвел мои новые владения.
— Правда?
Вместо ответа страж медленно опустился на одно колено.
— Этот лес — твой, Госпожа. Ты — его Хозяйка. Я клянусь тебе в этом.
— Спасибо.
Неожиданно для самой себя я заговорила медленно и нараспев:
— Я принимаю твою клятву, я принимаю твой дар, я принимаю твой лес и Силу, которую он дает, я клянусь защищать лес и оберегать его по мере сил, никогда не поступать во вред. Я никогда не разорву эту связь, никогда не обману и не предам доверившихся мне. В том клянусь… клянусь… — я мысленно перебрала все, что у меня было ценного, но не вспомнила ничего, кроме миссионерского поста… — именем своим клянусь!
Лес страшно зашумел, застонал, и в кронах деревьев прокатилось-прошептало: «А-ша-тан!»
Страж умудрился нашарить прикрученную к дереву руку и прижался к кисти губами.
— Спасибо тебе, Госпожа, — серьезно произнес он, поднимаясь на ноги.
— Ладно, и в чем подвох?
— Ты о чем, Госпожа? — изумленно спросил страж, не ожидавший такой фразы от новоиспеченной Хозяйки леса. Ой, мама, во что я на этот раз втяпалась?
— Каждый раз, когда я даю или принимаю у тебя какую-нибудь клятву, в ней обязательно таится какая-нибудь пакость, — сообщила я. — Вот я и спрашиваю: что на этот раз?
— Да ничего, Госпожа, — обиделся страж. — Ты всего лишь официально вступила во владение.
— Прекрасно, тогда, может быть, ты меня, наконец, развяжешь?
— Подождешь, — ехидно оскалился страж. — Владения владениями, а за безопасность отвечаю я. И за твою безопасность тоже. Поэтому постоишь, Госпожа, никуда не денешься, покуда твой приятель-этнограф не явится.
— А, ну, стой! Ты куда? Стой, я приказываю!
Бесполезно. Страж и ухом не повел, а лес еще укоризненно зашумел, дескать, негоже Хозяйке так орать и дергаться.
Боги, ну почему я всегда оказываюсь в таких… хм, ситуациях?!
Устав дергаться, я расслабилась и обнаружила — жесткий древесный ствол, к которому я прислонилась, неожиданно стал мягким и упругим. Даже слегка прогнулся, чтобы мне было удобней стоять. И веревка перестала врезаться в кожу. В общем, ничего, кроме невозможности уйти от отдельно взятой осины, меня не угнетало. Я вспомнила, мои приятельницы не поверили мне, когда я упомянула, как мне пришлось вскапывать весь день огород. Они сразу же сказали — я натерла бы мозоли, сбила бы руки до крови, между тем ладони оставались такими же мягкими и розовыми, как и до поездки. Вот в чем дело! То-то я удивлялась, когда почти не чувствовала черенок лопаты! Как же я сразу не поняла: он деревянный, а стражу подчиняется все дерево в округе! А я еще на беднягу так ругалась, когда он сделал все, что в его силах, чтобы облегчить мне труд. Кроме одного, конечно: он не взял работу на себя.
Вот и сейчас: мне очень удобно, я могу так целый день простоять, но быть приманкой в ловушке на коллегу-этнографа более чем унизительно.
Над головой зашумели птицы.
— Нельзя ли потише? — поморщилась я. — Я боюсь не услышать шагов.
Птицы смолкли, а потом зашумели с новой силой. Я догадалась — они подадут мне сигнал, если в лесу появится человек.
Даже этого не могу приказать! Все всё за меня решают!
Разбудил меня птичий галдеж. За поворотом тропинки стоял человек и вглядывался в лес. Не узнать эту фигуру было сложно. Вот кретин, кто его просит в лес соваться?!
— Уходи отсюда! — прокричала я. — Беги прочь!
— Элесит? — удивился мой коллега и пошел ко мне.
— Уходи! Уходи, дурак! Здесь опасно!
— Да неужели? — Куарт остановился в шаге от меня и протянул руку к веревке. Новая порция воплей заставила его отказаться от этого намерения, и он просто остался стоять рядом со мной. — Кто тебя так? Крестьяне?
Я кивнула. Придурок, он решил — это жертвоприношение. А жертвой здесь была отнюдь не я.
— Уходи. Тебе нельзя здесь оставаться.
— Что ж ты так, коллега? Я этнограф, это моя работа, — нагло усмехнулся Куарт.
Мне показалось, или он действительно издевается?
— Уходи, Куарт. И из деревни тоже. Я все знаю, ты меня обманул. Уходи поскорее, пока цел, — умоляла я его. Но Куарт, обманутый моей беспомощностью, не слушал.