Граница безмолвия

– Духи уже предали вашего вождя, господин обер-лейтенант. Только он об этом пока что не догадывается. Вещий знак об этом будет дан ему в битве под Москвой.

18

Первым по трапу сошел грузный, с бледновато-серым лицом полковник, левая височная часть которого была рассечена глубоким, почти смертельным шрамом.

– Вы начальник заставы? – еще издали обратился он к старшему по званию.

– Так точно. Старший лейтенант Загревский.

– Полковник Удальцов. Направлен штабом пограничного округа.

«Нет, шрам у него старый, – определил про себя Ордаш, присмотревшись к щеке полковника, оказавшегося как бы вполоборота к нему. – То ли в Гражданскую под саблю беляка подставился, то ли в Испании зацепило». И даже ощутил какое-то разочарование, поскольку ожидал увидеть первый шрам войны уже нынешней.

– Я понял так, – кивнул Загревский в сторону «Вайгача», – что вас атаковали немецкие самолеты?

– В чем нетрудно убедиться. Выяснить бы только, откуда они взялись? – с надеждой взглянул он на начальника заставы. – Вам ничего об этом не известно?

– Откуда берутся – не знаю. Однако видеть германский самолет над островом Фактория приходилось. Мыслю, что на одном из островов германцы умудрились создать тайную базу.

– Так, может, на этой вашей Фактории и создали?

– Под носом у погранзаставы? Это уж было бы слишком нагло.

– А нападать на нас за тысячи километров от фронта – не нагло? Однако же решились. Мы шли караваном. Два наших судна ушли на дно, один эсминец получил серьезные повреждения и отстал. Второй тоже, как видите…

– Уже заметили.

– Четверых убитых мы вчера предали морю. Однако на борту находятся трое раненых. Один из них, помощник капитана, тяжелый, боюсь, не довезем. Судовой фельдшер говорит, что нужна операция.

– Мой фельдшер скажет то же самое, – пожал плечами начальник заставы.

– Знаю. Мы связались с Салехардом, попросили перебросить по воздуху сюда, на заставу, хирурга.

– Из Салехарда?! – оживился Ордаш, подавшись в сторону полковника и начальника заставы. – Там есть хороший военный хирург доктор Атаева. Я слышал о ней. Нужно попросить, чтобы прислали именно её.

Полковник исподлобья взглянул на него и проворчал:

– Не по уставу мыслишь, старшина. Не то время, чтобы лекарей выбирать. Тут уж кого пришлют. Лишь бы скальпель в руке держать умел.

Не обратив никакого внимания на стоявших чуть позади начальника заставы младшего лейтенанта и старшины Ящука, он велел Загревскому сразу же провести его на заставу и немедленно построить личный состав.

– О том, что идет война, вы, конечно, и до нашего прибытия знали, – обронил он, поднимаясь вместе с начальником заставы на вершину возвышенности.

– Связи с Большой Землей у нас нет. Вышла из строя рация. Еще раньше – радиоприемник, питания нет.

– Знаю, вышла. Что и есть разгильдяйство безо всякого покаяния, – резко произнес он, преподнося Загревскому слово «разгильдяйство» по слогам и с каким-то циничным отвращением.

– Официально никаких сведений не поступало, товарищ полковник. Однако от командира ледокола «Смелый», который проводил караван, шедший…

– Так вот, ситуация на фронтах крайне тяжелая, – не стал выслушивать его воспоминания и объяснения Удальцов. – Неожиданно тяжелая, и это тоже является разгильдяйством безо всякого покаяния. Но подробнее – перед строем. Транспорт у вас какой-нибудь есть?

– Старенькая полуторка, вышедшая из строя еще в начале зимы. Дорога вон, по серпантину, камнем выложена. Солдатам, правда толкать приходится, чтобы с последнего подъема не сорвалась, но все же. Водитель утверждает, что починить ей можно, да только детали нужны.

– На судне есть военный автомеханик и несколько ящиков запасных деталей. Не про вашу честь везли, понятное дело, тем не менее прикажу, чтобы помог. В вашем распоряжении сутки, чтобы перегрузить дрова, уголь, продовольствие и все прочее, что вам полагается. Через двое суток судно должно взять курс на восток.

– Но обычно оно стояло трое суток.

– Обычно оно приходило в мирное время, – сурово улыбнулся полковник, помня, очевидно, что шрам войны превращает его улыбку, а следовательно, и все лицо, в некое подобие суровой, воинственной маски. – Отсрочить выход может разве что прилет хирурга.

– Вряд ли мы за сутки успеем, особенно если не починим полуторку.

– В этот раз успеете, поскольку запасы урезаны до самых минимальных.

– Это невозможно, товарищ полковник. В этом году старых запасов у нас уже не осталось. – Об охотничьих припасах начальник заставы решил не распространяться, это была его командирская «заначка». – Позвольте напомнить, что в прошлые годы судно приходило в середине июля, поэтому у нас всегда оставались кое-какие припасы на черный день. Но теперь, после месячной задержки…

– Мне известно, когда обычно приходило к вам судно, и когда должен был пришвартоваться у вас «Вайгач». – Голос у полковника был скрипучим, как «голос» полуоторвавшегося от крыши листа старой жести. А еще он был хриплым и хронически простуженным. К тому же говорил Удальцов слегка шепелявя. Старшине даже показалось, что челюсть у него вставная.