Граница безмолвия

– Начальник и старшина заставы целую неделю отсутствуют на службе! Ничего себе: погуляли!

– Никаких гуляний не было, товарищ старший лейтенант. Остров – пограничная территория, находящаяся под охраной нашей заставы. Поэтому не прогуливались мы все эти дни, а бдительно несли пограничную службу.

– А кто в штабе погранотряда или в штабе погранокруга воспримет такие доводы всерьез?! И кто им станет разъяснять, доказывать?! Ты, старшина, или, может, ефрейтор Оленев?

– Откуда там будут знать о нашей островной одиссее?

– Еще как будут знать! Как только наладится радиосвязь. Причем стучать будут дуэтом, – покосился Загревский на ефрейтора, не догадывается ли тот, о ком идет речь.

Но тунгус безучастно смотрел на пролив, и ему было совершенно безразлично, что подумают на заставе об отсутствии начальника, кто на них собирается настучать, и вообще, что делают здесь эти «чужие люди на чужой земле». Ордашу, конечно, ясно было, что «дуэт» состоит из радиста и политрука, тем не менее страхи командира он воспринимал с явной иронией.

– Подожди, – вдруг, сморщив лоб, проговорил Загревский, – ты ведь что-то там говорил о своем отчиме. Полковнике чуть ли не Генштаба…

Вспомнив о нем после неудавшегося похмелья, начальник заставы наверняка пожалел и даже ужаснулся тому, что таким вот образом набрасывается на старшину, потому что сразу же сменил тон и немного успокоился.

– Потому и говорю, что все будет нормально, – мигом овладел ситуацией Вадим. – Мы – на службе. При осмотре острова попали в сложную ледовую обстановку. Вот и весь сказ.

– Ну, смотри. Если что, сам понимаешь…

– Ефрейтор, займитесь камином, – решил закрыть эту тему Ордаш. – Такой полярный вечер приятно провести у камина, у огня, в воспоминаниях и в кругу друзей. К тому же у нас, кажется, еще осталось немного спирта. Ну-ка, мигом проверь наши запасы.

– Нечего там проверять, нет уже спирта, – обреченно и в то же время виновато объявил Загревский, понимая, что главная вина в истреблении запасов спиртного лежала все же на нем. Очевидно, отсутствие спиртного и вызывало у него теперь самое большое раздражение. Он – здесь, на этом проклятом острове, а все запасы спиртного – по ту сторону пролива. Непорядок!

– Но, по-моему, ефрейтор немного приберег, – неожиданно предположил Вадим. – На тот, самый крайний случай. Или я все еще ошибаюсь в тебе, Оркан?

– Есть немножко, мало-мало, – отозвался тот, любуясь первыми порывами каминного пламени. – В боте, однако.

– И я так решил. На корме, в загашнике, под парусиной. Целая фляга.

Загревский вопросительно взглянул на ефрейтора, а дождавшись, когда тот кивнул, сразу же просветлел лицом.

– Тогда какого дьявола мы тут с вами атмосферу нагнетаем, старшина? Флягу сюда, и первый тост – исключительно за здоровье всех штабных полковников.

34

Позывной у пилота У-2 был просто «Призрак», без уточнения «северный», но все же он ясно указывал на аэродром, с которого эта машина взлетела. К своему удивлению, штабс-капитан узнал голос Красильникова, хотя был уверен, что фон Готтенберг не решится доверить самолет пленному. Правда, на борту с ним находились два зенитчика, которые должны были принять сброшенные ранее многоствольные зенитные пулеметы, и авиамеханик. Но все же такой риск показался Кротову неоправданным.

Пилот быстро сориентировался на местности, признал прибрежную «полосу» вполне пригодной и с первого захода посадил свой «Призрак» у самого края вала.

– У меня не было иного выхода, – мрачно, извиняющимся тоном, объяснил он коменданту после того, как четко, словно кадровый военный, доложил о своем прибытии. – Возвращаться к красным мне нельзя. Тем более что документы барон у меня отобрал и угрожал, что ваши агенты сразу же сообщат в НКВД о том, что я завербован. Хотя меня и так, без всякого доноса, расстреляли бы. И потом, в плену лучше быть здесь, на родной земле и под родным небом. А там – как Бог даст.

– Может, хочешь пустить себе пулю в лоб, а, лейтенант? Пистолет с одним патроном я тебе предоставлю.

– Не вижу смысла.

– Почему не видишь? Только в открытую.

– Если уж немцы меня сразу же не расстреляли, то за какие баранки душу свою христианскую губить?

– В таком случае душу эту саму мне не изливай, – буквально прорычал Кротов. – Ты офицер? Офицер. Ты дал слово служить? Значит, служи. Потому что на самом деле не Германии ты служишь, германцы – всего лишь наши временные союзники, точно так же, как у красных – американцы и англичане. Ты России служишь. Понял? Только России. Той, грядущей. Которая неминуемо возродится под трехцветным российским флагом и под великодержавным российским орлом.

Красильников напряженно всматривался в глаза стоявшего перед ним гауптмана. Худощавое веснушчатое лицо его неестественно как-то удлинилось, и на нем появилось выражение какого-то наивного, первозданного удивления.