Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

Переводчик ещё не вернулся. Голяков, засовывая обеими руками бумаги в планшет, плечом прижимал к уху телефонную трубку, приказывал соединить его с комендантом участка капитаном Яценко.

— Русским языком говорю: подержите его на проводе. — Он взглянул на Богданьского. — Коменданта подержите на проводе. Я к вам сейчас приду, — раздраженно бросив трубку, глянул на Новикова маленькими, в красным прожилках глазами. — Сиди, пока не вернусь. Сюда никого не пускать.

— Есть, товарищ старший лейтенант!

Но Голяков уже был за дверью, шаги его гулко отдавались в пустом коридоре.

Богданьский сидел на прежнем месте, устало опустив руки.

Всё было, как и минуту назад. В канцелярии внешне не произошло изменений. Разве что стало попросторнее без начштаба и переводчика. Часы отщёлкивали секунды, на подоконнике агонизировала «семилинейка», и над картой еще не рассеялся дымок папиросы — словно плавала тучка.

Внешне всё было, как минуту назад.

И тем не менее Новикову почудилось, что в его отсутствие что то сдвинулось с места, непривычно сместилось.

Он закинул на плечо ремень автомата, сделал несколько шагов к столу, к карте, невольно посмотрел на неё и ещё шагнул.

Карта была зелёной от обилия зелёного цвета, обозначившего лесные массивы, от прихотливых изгибов неширокой реки, — этих хвостатых головастиков — речушек и ручейков. Он словно услышал журчание воды и ощутил на себе дыхание ветра, пропахшего июньскими травами и парным молоком — так пахло сейчас там, дома, за Уральским хребтом, в его родной и далекой деревушке Грязнухе. Так пахло, когда он с ребятами ездил в ночное.

Но поверх всего этого твердым синим карандашом опытная рука нанесла ромбики, означавшие скопление немецких танков, изломанно-зубчатые полукружья, где сосредоточились немецкая пехота, позиции немецкой артиллерии, саперных батальонов и рот — немцы, фашисты, враги… И — острые синие стрелы впивались в зеленый берег.

«Да что же это?!» — недоуменно сдвинулось в Новикове.

— Фашистовцы… — сказал с ненавистью Богданьский, будто понял, что творится на душе у сержанта.

Новиков вздрогнул. И внезапно представил себе такие же листы карт на столах канцелярий соседних застав. И там командиры наносили на них синие ромбики, синие изломы, синие стрелы. И целый фронт стоял на том берегу. Стрелы будто впились Новикову в грудь. И ветер уже пахнул порохом, гарью, и весёлые головастики речушек и ручейков порозовели от крови.

Инстинктивно, не отдавая себе отчета, положил ладонь на свой зеленый берег, словно небольшая эта его ладонь была способна прикрыть его от зловещих стрел.

— Капралю! Цо бендзем робиць, цо? — с откровенным отчаянием спросил Богданьский. — Нема выйстя.

Новиков непонимающе посмотрел на поляка и снова, как на границе, когда тот, упираясь, не захотел идти на заставу, почувствовал необъяснимую вину перед ним.

По всей вероятности, поляк ответа не ждал, просто высказал вслух тревожившую его мысль, потянулся к занавешенному одеялом окну, приподнял краешек.

За окном была непроглядная ночь.

4

«…Когда младший сержант мне рассказал об этом, возвратившись с границы, я понял, что с моим отделенным творится неладное. Не то, что шарики с роликами перепутались, нет. Насчёт головы — дай бог каждому!.. Навроде шёл человек с закрытыми глазами, шёл по ровному, знакомому месту. И вдруг в прекрасный момент открыл глаза… и перед ним — пропасть. Словом, другой человек… И так меня за душу взяло, что дрожу за него — спасти надо…»

(Свидетельство С. Ведерникова)

Когда со света они вышли с чёрного хода на улицу, двор тонул в темноте. Было тихо — до звона в ушах. Тихо и зябко от наплывавшего с реки сырого тумана. Новикову казалось, что в голове у него стоит сплошной гуд — от непривычно густой тишины и усталости. Гудели телефонные провода, в них что-то потрескивало, часто, с короткими перерывами, словно провода захлебывались от перегрузки.

Ещё не свыкшись с темнотой, Новиков вслед за Голяковым и Богданьским спустился с крыльца, держась за перильца, все трое пересекли двор к калитке. Она едва слышно скрипнула, отворенная старшим лейтенантом.

Из темноты вынырнул Иванов.

— Всё готово.

— Сняли наряд?

— Оттянул влево, метров на триста. — Иванов перевел дыхание, видно, бежал. — Лодка на месте, — добавил после короткой паузы.

— Значит, там всё в порядке?

— Младший лейтенант наблюдает.

— Тогда всё. Ну… — Он не договорил.

«Да и что он может сказать?» — подумалось Новикову.

— Можно идти? — спросил Иванов.

— Если нет вопросов.

— Всё ясно.