Граница дождя: повести

Гастрономические ее пристрастия тоже отличались оригинальностью: квашеную капусту она густо посыпала сахарным песком, а после чая с тортом любила съесть кусочек селедки или на худой конец — бородинского хлеба. Сколько Маша помнила, чай Балюня пила всегда стоя, потому что он, по ее понятиям, успевал остыть, пока она несла чашку до стола. Несколько лет назад они с Сережей догадались подарить ей на день рождения электрический чайник, который она водрузила на стол и впервые стала пить чай сидя, по-людски.

И вот теперь — подай ей калач! Филипповской булочной Маша не узнала. Во-первых, большую часть съела кофейня, во-вторых, помимо хлеба, чем там только не торговали… Калачей не было. Идиотство, конечно, но настроение у нее испортилось: Балюня будет ныть, не могла, мол, мою просьбу выполнить, и, что самое обидное, еще не поверит, что Маша специально в Филипповскую моталась. В сердцах Маша даже не стала ничего покупать, хотя очень привлекательно выглядела ее любимая пахлава и той же Балюне неплохо было бы купить экзотического зефира крем-брюле.

Почти у самого выхода ее окликнули. Маша повернула голову — своей прихрамывающей походкой к ней сквозь толпу пробивался Митя.

— Нашего полку гурманов-кофеманов прибыло! — крикнул он еще за несколько шагов. И подойдя к ней: — Здравствуйте, Маша.

На нем был темно-синий плащ, шарф в мелких турецких огурцах и до блеска начищенные ботинки — выглядел он элегантно, что Маша ему и сообщила, когда они отошли к огромной витрине.

— О вас и не говорю. Молча восхищаюсь.

Митя учился с Володей в одном классе. После школы, как это обычно и бывает, потеряли друг друга на многие десятилетия. Жизнь прошла. И только три года назад, когда их старая московская школа праздновала ни много ни мало столетний юбилей, они встретились. Митя очень смешно рассказывал про это торжество: «Сколько баб незнакомых перецеловал! Подходит: “Ты меня узнаешь?” А я человек воспитанный, понимаю, что самое страшное — женщину не узнать, пусть даже через тридцать лет. Поэтому я: “Ну что ты, конечно, узнаю”. И целоваться. А она: “Ты, Сережа (Саша, Петя и так далее), тоже совсем не изменился”. Приехали… И так — раз двадцать».

На вечере Володя среди прочего не упустил возможности прихвастнуть своим ранним инфарктом, мол, у нас, бизнесменов, по статистике, со здоровьем хуже некуда. Но не повезло ему — Митя оказался врачом. Инфаркт не был оценен в достаточной мере. Володя не сдавался — заговорил о том, что от бесконечных бумаг и колонок цифр плюс компьютер совсем плохо у него с глазами, день ото дня теряет зрение. И попал в точку. Митя, как выяснилось, был врач-окулист. Володя сходил к нему на консультацию в Глазную больницу, и отношения возобновились.

— Я, Маша, как многие одинокие мужчины, гурман и немножко кулинар. Сюда после работы забегаю за круассанами — нигде таких нет. А как хорошо утром рогалик этот маслом намазать и с кофейком на завтрак… Кстати, кофе тут вполне приличный. Позвольте угостить?

Маша согласилась с радостью, надо было поднять настроение. Митю она любила, хотя с первой же встречи между ними возникла какая-то странная, нет, не напряженность, а туго натянутая струнка, по которой, как по телеграфному проводу, бегали слова — туда и обратно, вопрос-ответ. И каждая реплика была значимой, даже самая пустяковая. Маша не понимала, в чем дело, но Володе не говорила — толстокожий, ему такого не объяснишь.

Митя тем временем вошел в роль обходительного кавалера, с превосходством знатока советовал непременно отведать здешний капучино и заказал немыслимой красоты пирожные.

— Прямо-таки архитектурный шедевр, жалко вонзать ложку.

Маша произносила какие-то пустые вежливые слова, получала сходные в ответ и краем сознания не переставала изумляться: почему, ну почему с таким трудом идет гладкий, никчемный разговор. «Может быть, — подумала она, — все дело в той двусмысленной роли, которая ему выпала в наших с Володей отношениях?» Как он однажды выразился — «полк прикрытия». Володина жена с Митей была незнакома, но знала о возобновившейся школьной дружбе. Володя что-то еще наплел про общие бизнес-интересы, поэтому многие их встречи прикрывались Митей, а иногда они действительно встречались втроем.

— Я мальчишкой около года провалялся в больнице с костным туберкулезом. Это имело как минимум три следствия: остался хромым на всю жизнь, твердо решил стать врачом и безнадежно отстал в учебе, школу окончил еле-еле. Хотя нет худа без добра — белый билет и мамина поддержка дали мне возможность за год подготовиться к вступительным экзаменам. Но я не о том. В больнице прочитал «Фиесту». И что там коррида, прочая экзотика — ерунда, а как мечталось на казенной больничной койке, в гипсовом корсете-саркофаге, сидеть в кафе за чашечкой кофе, а потом перейти с друзьями в другое. Да что объяснять…

— Да, я тоже помню. Читала, как про марсианскую жизнь. Даже завидно не было — так недостижимо.