Граница миров

В глубине души Евлалия это знала. Она это знала еще тогда, когда Другой нашептал ей на ухо, что она должна унести с собой на Изнанку все войны, а он сам станет противовесом, перейдя на Лицевую Сторону. Евлалия хотела спасти свой мир, Другой хотел покинуть свой. Наделив отголосок собственным даром слова, она дала ему силу покинуть Изнанку и занять ее место. Силу создать пробоину, в сущности, временный Рог изобилия. Достаточно было простого зеркала. Евлалия тянула с выполнением своего обещания, зная в душе, что никогда не должна была этого делать. Зов Другого стал таким мощным – там, на их острове, – что она больше не могла приблизиться ни к одной отражающей поверхности, не испытывая чувства, будто ее туда затягивает. Она выбросила все ложки, оставила без стекол все окна, спрятала даже свои очки из страха, что ее унесет еще до того, как она успеет вырастить будущих Духов Семей. Оставила нетронутым только зеркало в своей спальне.

Зеркало, через которое она в конце концов и прошла – в тот день, когда война вернулась и стала угрожать жизни ее детей.

Зеркало, похожее на то, в котором сейчас отражается вопросительная рожица Офелии. У нее на губах еще застыл вопрос: «Как?»

Пройди сквозь.

– Почему?

Потому что половина человечества не знает, что ради его существования вторая половина была принесена в жертву. Потому что сейчас все войны, отправленные на Изнанку, прекратились. Потому что миллионы мужчин и женщин наконец-то сложили оружие и избавились от бесконечных, по кругу возобновлявшихся конфликтов. Потому что только для самой Евлалии всё еще нет мира. Потому что Другой остается глух к ее призывам. Потому что он не принес умиротворения ни в одно сердце, ни в один очаг на Лицевой Стороне. Потому что они оба совершили ошибку, приняв себя за Бога. И потому что – при этой мысли Евлалия бросает взгляд на юношу, сидящего на постели Агаты, – в этот самый момент другие люди совершают те же ошибки на Вавилоне.

Потому что так надо.

– Но почему я? – упорствует Офелия.

Евлалия – не проходящая сквозь зеркала, сама она никогда не была наделена никаким свойством. Она множество раз навещала потомков Артемиды в надежде найти среди них того, кто будет готов открыть ей путь. На самом деле она не знает, справится ли Офелия, но главное – убедить девочку, что та на это способна.

Потому что ты та, кто ты есть.

Офелия удерживается, чтобы не зевнуть. Скоро она окончательно проснется, и станет слишком поздно.

– Я могу попробовать.

Евлалию охватывает дрожь. Она обменивается последним взглядом с молодым вавилонянином, который улыбается ей, воздев два больших пальца в знак поздравления. Однако что-то ее вдруг удерживает. Чувство долга: здесь, перед этим зеркалом, больше, чем где бы то ни было в ином месте, она обязана наконец быть честной. По отношению к Офелии и к себе самой.

Если ты меня освободишь, это нас изменит: тебя, меня и мир.

Евлалия боится упустить свой шанс, но Офелия решается:

– Ладно.

Вместе они погружаются в зеркало. Их молекулы сталкиваются, пересекаются и смешиваются. Они проходят друг сквозь друга в бесконечно малом зазоре. Абсолютная боль. Евлалия чувствует, что ее инверсия оборачивается вспять, атом за атомом, вот только атомы уже не совсем ее. Мысли путаются, ее личность растворяется. Скоро она выйдет из межпространства. Нужно немедленно выбрать направление, любое зеркало у любого вавилонянина.

Главное, она не должна забыть.

Забыть что?

Она должна исправить их ошибки.

Какие ошибки?

Она должна вернуться домой.

Вернуться куда?

На Вавилон.

Внезапно связь прервалась. Офелия, с трудом заново осознающая отдельность своего существования, поняла, в чём причина, увидев Арчибальда, растянувшегося во весь рост на полу рядом с опрокинутым цилиндром. Под конец он потерял сознание. Она и сама была на грани обморока. А Элизабет стонала, свернувшись в клубок.

Посередине комнаты Другой небрежно рвал сотнями пальцев последние страницы книг, которые засыпали его целиком.

Вокруг них больше не было ни этажей, ни библиотек, ни купола; только рокот грозовых облаков и одуряющий запах соли. Ветер развевал шарф и порванную тогу Офелии, когда она двинулась к самому краю пола, на границу между твердью и пустотой. Неужели Мемориал исчез?

Офелия медленно, недоверчиво повернулась, осматриваясь вокруг. Насколько хватало взгляда, перед ней простирался океан, такой же темный и бурный, как небо. На его поверхности бесцельно болтался многовековой флот линкоров. Она опустила голову и прищурилась, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь треснувшие стекла очков. Океан останавливался как раз там, где раньше были врата Мемориала, описывая ревущую спираль вокруг зоны небытия, но, вопреки всем законам природы, внутрь не проникало ни единой капли. Планетарная память.

Изнанка срыгнула кусок старого мира, а вместо него проглотила то малое, что оставалось от Вавилона. Она забрала Мемориал, Фарука, Артемиду, ее семью. Всю ее семью.

– Я могу их вернуть, – пробормотали рты Другого.