Граница миров

В тот момент, когда к вышеуказанным секундам добавилась еще тысяча шестьсот шестьдесят восемь, в гостиную наконец-то вошла пара Генеалогистов. Впервые Торн увидел их, явившись на Вавилон жалким беглецом – грязным, измученным лихорадкой и еле волочившим разбитую ногу. Как всегда, они были безупречно прекрасны в своих золотых тогах и поздоровались точно так же, как и в каждую их встречу, в один голос:

– Welcome[55], sir Генри!

Они сами присвоили ему такое имя. Торн до сих пор не знал их имен, но и не нуждался в этом, поскольку ему было известно, кто они такие. Он слышал о них задолго до своего бегства с Полюса, задолго до появления на Вавилоне. Уже много лет он держал в памяти политические структуры всех ковчегов, был в курсе всех межсемейных связей. И еще до встречи с ними понял, что из всех служителей Бога только эти двое заботились исключительно о собственных интересах. Чтобы заметить это, не требовалось быть тонким психологом.

Мужчина и женщина сели на софу так близко друг к другу, что расстояние между ними невозможно было вычислить. Поэтому Торн перенес внимание на размеры их черепных коробок – по вертикали, по горизонтали и по окружности. Он мог определить показатели одним взглядом, но был неспособен перевести цифры в область эстетики, понять, красивы ли эти люди. Лично он находил их отвратительными. Хуже того, чудовищными.

– Я пришел согласно нашему договору.

Его нетерпеливый тон забавлял их. Мужчина с нарочитой медлительностью взял с подставки графин и поднес его к губам жены, не спуская глаз с Торна. Издевательский взгляд. В воздухе запахло вином. Алкоголь был запрещен на Вавилоне, так же как курение, непристойности, азартные игры, брутальная музыка и романы ужасов. Всё это имелось в клубе Генеалогистов, но кто рискнул бы донести на знатнейших граждан города?!

Ничуть не смутившись, Торн взглянул на стенные часы гостиной (четыре тысячи триста шестьдесят две секунды). В посольской резиденции Полюса он еще и не такое видел.

– Прошу задать мне вопрос.

Генеалогисты для виду поколебались, после чего произнесли в унисон:

– Вы добились успеха?

На этот вопрос было только два ответа. «Пока нет», «скоро» или «почти» в их число не входили.

– Нет, – ответил он.

Его неудачи были их неудачами; тем не менее оба кивнули с нескрываемым удовлетворением. А ведь им не меньше, чем Торну, хотелось – правда, по совсем иным причинам – узнать, что позволило Богу стать Богом. Эта миссия оставалась неизменной со времени их первой встречи, когда Торн неожиданно появился перед ними здесь же, в этой гостиной. Они предоставляли ему средства, и он пускал их в дело; они открывали перед ним все двери, ему оставалось лишь войти. Они использовали его так же, как он использовал их. Но если бы Торну вздумалось открыть хоть одну лишнюю дверь, она захлопнулась бы за ним навсегда, отрезав ему обратный путь, и Генеалогисты избавились бы от него так же быстро, как наняли. Отобрали бы у него имя, отреклись бы от него, заявив, что никогда не имели с ним дела, и выдали бы его Богу, как и подобает разумным, послушным детям.

Таковы были правила игры. Во всяком случае, одно из правил.

– Сядьте поближе, dear friend.

Торн придвинул свой стул к софе на двести шестьдесят семь сантиметров и уселся на него под скрип ножного аппарата. Теперь он находился совсем близко от них.

Женщина наклонилась вперед; ее волосы и тога мягко всколыхнулись. Обладай Торн хоть каплей воображения, он подумал бы, что и то и другое состоит из жидкого золота. Она пригласительным жестом протянула к нему руки. Когда она впервые сделала это, он не сразу понял, чего от него ждут. Но сегодня он уже точно знал, что ей нужно, как знал и то, что не сможет этого избежать. И он тоже протянул ей руки. Как только позолоченные пальцы женщины сплелись с его собственными, он почувствовал тошноту. Ему всегда внушали отвращение физические контакты. Все, кроме одного-единственного, но именно о нем нельзя было думать – не здесь и не сейчас.

– Это не страшно, – сладеньким голоском протянула женщина. – It’s alright[56]. Мы знаем, что вы делаете всё возможное.

Мужчина, откинувшийся на мягкую спинку софы, наблюдал за этой сценой с явным удовольствием. По раззолоченным телам обоих Генеалогистов волнами пробегала дрожь, это было видно невооруженным взглядом.