Граница не знает покоя

— Служу Советскому Союзу, — как положено солдату, по форме, отвечает Горликов.

— Федя! — раздается из соседней горницы женский голос, — ты уж прими гостя.

— Знаю, Катя, — добродушно сердится на жену бригадир и обращается к Горликову, — хозяйка моя еще не встает, так я за хозяйку. Садитесь, закусите с нами.

Солдат мнется и, спохватившись, трясет головой.

— Нет, нет, спасибо, что вы, мне ж нельзя, я в наряде.

— А может немного?

— И немного нельзя. Ничего нельзя.

— Жаль, что так, — разводит руками бригадир, — Ну, хоть садитесь.

— Сяду, — соглашается солдат, — передохну.

Хозяин пододвигает Горликову табурет, и тот садится.

— Павло Михайлович, — опять слышится голос женщины, — что это мой молчит там у вас на руках? Сохрани бог, не раздавите.

— Не раздавлю, Катя, не бойся, — смеется Яремчук, — лежит и во все глаза смотрит.

— А не спит?

— Нет, не спит. К нашим разговорам прислушивается.

— А мы с Федором, — продолжает женщина, — вчера гадали, кем наш будет, когда вырастет.

— Ну, и что?

— Ни к чему не пришли. А вы как думаете, Павло Михайлович?

— Кто его знает? Сам выберет. Одно только знаю, — счастливым будет. Верно, солдат?

— Постараемся, — застенчиво улыбается Горликов, поглаживая ладонями полы намокшего плаща.

— Только слышь, Катя, — кричит Яремчук, — имя скорее давайте. Хлопцу уже восьмой день, а без имени.

— Так мы уж выбирали, выбирали и все выбрать не можем, — виновато глядит на председателя бригадир. — То не нравится, другое не нравится.

— По хорошему человеку имя надо, — задумывается Яремчук.

— Помогите вы, Павло Михайлович, — просит женщина.

— А что? И помогу! Мало ли у нас хороших людей! А ну, сынок, — обращается председатель к Горликову, — как зовут?

— Алексеем Никанорычем.

— Отчество нам не надо, свое есть, — говорит Яремчук, — а имя возьмем! Слышь, Катя, по пограничнику имя — Алексей!

— Алеша значит? — переспрашивает женщина. — Что ж, я согласна.

И из комнаты доносится ее журчащий, счастливый смех.

От этого негромкого журчащего смеха на душе у Горликова светло и радостно. Он вытаскивает из кармана отцовские часы и, взглянув на них, начинает торопиться.

— Мне пора, — говорит он, поднимаясь с табурета. — У меня во дворе собачка осталась. Ох, и наследил я вам! Вы уж извините…

Через несколько минут после того, как Горликов уходит, дверь домика распахивается и за калитку выбегают бригадир с председателем колхоза.

— Эй, солдат! — кричит Яремчук. — Погоди, лошадь запряжем!.. Вот недогады мы с тобой, Федор… Эй, сынок!..

Но Горликов не слышит. Тяжелая сырость воздуха глушит все звуки. Солдат уже далеко. Он идет домой, на заставу.