— Мы можем пойти в наше любимое кафе, выпить чашечку чая и поболтать, — предложил Гарри, снова переводя взгляд на своего собеседника. — Согласен?
— Поболтать о чем? — хмуро спросил Дэвид.
— Да так, — Голдфилд пожал плечами. — Как всегда. О жизни. Я могу рассказать тебе много интересных вещей…
— Не надо, — перебил его Миллс. — Я прекрасно знаю, о чем ты собираешься говорить.
— Ты ошибаешься, — спокойно возразил Гарри. — Мне действительно приятно просто общаться с тобой, хоть ты в это уже и не веришь.
— Извини, Гарри, но последнее время мне все труднее избавляться от мысли, что ни один человек не может быть тебе приятен кроме… — Дэвид осекся.
Осознав смысл намека, Голдфилд посмотрел на него удивленным взглядом, не зная, что возразить.
— Разве я когда-нибудь давал тебе это почувствовать? — наконец с трудом проговорил он.
— Не нужно обладать особым умом, чтобы это понять, — ответил Миллс. — Теперь я понял. Ты ведь все делаешь только ради одной цели, чтобы вернуться и быть с ним. И я тебе нужен тоже исключительно для осуществления твоего плана. Разве это не так?
Последние слова ученого, словно нож, полоснули Гарри по сердцу, безнравственно выворачивая на изнанку все его душевные страдания.
— Дэвид, я… — попытался возразить он.
— Ну, это и понятно, — продолжал Миллс, словно не слыша его. — Ведь, учитывая ваши отношения…
— Не смей! — закричал Гарри. — Ни слова больше!
Резко развернувшись, он сел в свой «Форд» и со злостью хлопнул дверцей. Голдфилду казалось, что его сердце вот-вот лопнет, от боли, которая в одно мгновение заполнила все его существо и перелилась через край. Дрожащей рукой он достал ключ и вставил его в замок зажигания, мечтая лишь побыстрее куда-нибудь убраться. В следующую минуту его машина рванула с места и скрылась за поворотом.
Оставшись один, Миллс тяжело вздохнул и медленным шагом пошел вдоль улицы. Направляясь к ближайшей остановке метро, он прошел мимо обескураженных Садри и Дженкинса, наблюдавших всю разыгравшуюся сцену. Когда Дэвид исчез из поля их зрения, Рино повернулся к своему помощнику и слабо улыбнулся.
— Ну что, Майки? — спросил он. — И что ты обо всем этом думаешь?
Молодой агент пожал плечами.
— Он просто псих, — отозвался он, говоря о Голдфилде.
— Да, похоже на то, — Садри задумался. — Но во всем этом все же стоит разобраться.
— Но ведь дело закрыто, — напомнил Дженкинс. — Какая нам разница, что с этим Голдфилдом?
— Есть разница, Майк, есть разница, — задумчиво произнес его босс. — Ладно, поехали в офис. Там подумаем.
Афины. 338 год до н. э.
— Привет, молодой царь! — окликнул их один из афинян, несший на продажу свои овощи. Александр обернулся и улыбнулся в ответ. Его нисколько не смущало то, с какой душевной простотой приветствовали его жители великого города.
— Здесь очень красиво, — произнес он, поворачиваясь к Гефестиону. — Хорошо, что нам выпала возможность попасть сюда.
Тот кивнул в знак согласия. Голубые глаза юного сына Аминты горели от счастья. Вместе со своим царственным наперсником он поражался красотою Афин и восхищался ею.
— Да, — согласился Гефестион, переводя взгляд на царевича. — Но мы бы все равно рано или поздно оказались в этом городе.
— Это почему? — Александр хитро сощурил глаза.
— Но ты же собираешься стать великим завоевателем, — его друг улыбнулся. — А разве Афины не стали бы частью твоей империи?
Будущий владыка мира опустил голову.
— Ты прав, — согласился он. — Ты как всегда прав.
Медленным шагом они прошли по шумной площади, заполненной крестьянами из Аттики, торгующими своим товаром, колбасниками, менялами и прочими торговцами. Завидев Александра, люди почтительно расступались перед ним.
— Как ты думаешь, почему отец решил послать в Афины тебя вместо того, чтобы приехать сюда сам? — спросил Гефестион, пока они поднимались к Акрополю.
— Он знает, что здесь помнят его прошлые дела, и чувствует себя неловко в присутствии афинян, — объяснил Александр.
— Между прочим, здесь, в сердце Эллады, тебя уже почитают как царя, — хитро заметил его наперсник, когда они были уже наверху.
Юный царевич не ответил. Подойдя к одной из колонн он полной грудью вдохнул теплый осенний воздух и подставил лицо солнечным лучам. В эту минуту Гефестиону показалось, что он словно светится изнутри.
— Посмотри, как красиво, — Александр указал ему на Пантеликосский луг и гору Ликабетт.
Сын Аминты приблизился к нему и посмотрел в указанном направлении. Но несмотря на всю величественность пейзажа, единственную красоту, которую он видел и чувствовал всем телом, была красота его царственного друга. Он смотрел на Александра и видел свет, который словно струился из души будущего царя. В эту минуту Гефестиону безумно захотелось, чтобы хотя бы один из этих лучей коснулся и его.
Все это время что-то говоривший царевич повернулся к нему и нахмурился.
— Гефестион, ты меня слушаешь? — настойчиво спросил он, разгоняя прочь все его раздумья.
— Да, конечно, — рассеянно кивнул его наперсник.
— Обманываешь, — Александр улыбнулся. — Я же вижу, что ты где-то далеко.