— Они любили друг друга! — прошипел он. — Они были счастливы! До тех пор, пока не появился ты и не искалечил их жизни! А теперь и Анжелика, и Жильбер мертвы, но и на том свете им не суждено быть вместе, потому что бедная девушка попадет в ад за страшный грех самоубийства. И все потому, что тебе, негодяй, захотелось развлечься!
Почти прокричав последние слова, Верлен с размаху ударил Гефестиона по лицу.
— Будь ты проклят, Бертран де Гурдон! — продолжал кричать он. — Будь ты вечно проклят! Для тебя в аду наверняка приготовлено самое страшное наказание, и я хочу, чтобы ты горел там вечно!
С этими словами он во второй раз ударил македонянина по лицу. Окончательно оглушенный происходящим, Гефестион даже не сопротивлялся. Проклятия, срывавшиеся с уст друга убитого им маркиза, лишали его последних разумных мыслей. Между тем, двое спутников Верлена схватили его за руки и, подняв с земли, повлекли на поляну, где накануне он дрался на дуэли с де Шеврезом.
— Узнаешь это место?! — злобно спросил Франсуа.
Македонянин не ответил.
— Молчишь?! — Верлен приблизился к нему. — Может, не узнаешь? Ничего, я освежу твою память!
После очередного удара, Гефестион почувствовал, как у него по подбородку потекла кровь из разбитых губ.
— Ты ничего… не добьешься, — чуть слышно проговорил он, поднимая глаза на Франсуа.
Но Верлен не слышал его, да и не желал слышать. Злоба и отчаяние, охватили его в ту минуту, когда он обнаружил несчастную Анжелику, лежавшую рядом с телом покойного мужа. Сначала ему показалось, что девушка, прорыдавшая всю ночь, просто лишилась чувств. Но потом он приблизился к ней и увидел лежавший рядом на полу бокал с остатками отравленного вина. Приложив пальцы к шее бедной маркизы, Франсуа понял, что она мертва. В то самое мгновенье он лютой ненавистью возненавидел человека, жестоко исковеркавшего судьбы двоих дорогих ему людей и поклялся отомстить за них любой ценой.
— Отойдите от него! — скомандовал Верлен, делая своим спутникам знак расступиться.
Уже несколько часов они нещадно избивали де Гурдона, переламывая ему все кости.
— Он еще жив, — заметил один из мужчин.
— Я вижу, — отозвался Франсуа.
Склонившись над Гефестионом, он схватил его за волосы и приподнял с земли.
— А ты живучая тварь, де Гурдон, — проговорил он. — Ну что ж, так даже лучше.
С трудом приоткрыв подрагивающие от боли веки, македонянин хотел сказать, что им все равно не убить его, но сломанная челюсть не оставила ему ни одного шанса. В это время двое из его мучителей схватили его и потащили к краю обрыва. Остановившись, они посмотрели на Верлена, но тот лишь махнул рукой в ответ, подавая знак, что пора заканчивать.
Столкнув Гефестиона с обрыва, он и его спутники молча наблюдали за тем, как их враг скатывается по крутому склону. И лишь тогда, когда его тело замерло на дне оврага, они пошли к своим лошадям.
Глава 29
Мрак… Мрак звенящий и оглушающий, лишающий всех последних желаний, кроме одного — умереть. Смерть! Еще никогда он так не молил о ней, никогда так не каялся в совершенных злодеяниях, как в ту минуту в надежде, что его измученная душа наконец покинет растерзанное тело. Но смерть не приходила. Словно чураясь его, она обходила стороной то, что некогда было его существом. Даже темные духи ада боялись приблизиться к его проклятой навеки душе.
Звуки… Пугающие, непонятные звуки, доносящиеся отовсюду из непроглядной темноты. Чьи-то голоса, стенающие и зовущие его по имени. Напрасно напрягался он, чтобы различить хотя бы один знакомый голос, напрасно молил невидимых призраков забрать его к себе. Едва приближаясь к нему, они беспомощно отступали. И хоть он не видел их, но израненной душой своей ощущал тоску тех теней, что окружали его, смотрели на него, плакали и уходили.
«Я наказан! — кричала в его голове отчаянная мысль. — Я наказан!» Но даже раскаяние не становилось спасением, даже осознание собственной вины не облегчало его доли. «Помогите! — тихий стон вырывался из самых потаенных глубин его усталой души, словно в надежде, что кто-то сжалится. — Помогите…» Но призраки вокруг по-прежнему сторонились его. «Мы не можем, — качали они головами и растворялись во мраке. — Мы не можем»…
Когда первый болевой шок прошел, Гефестион к своему огромному несчастью снова осознал, что он жив. Превозмогая нечеловеческую, адскую боль, он открыл глаза и увидел ярко-голубое небо. В то мгновенье ему показалось, что бесконечная лазурь смеялась над ним, снисходительно взирая на его беды.
Несчастный македонянин закрыл глаза и взмолился о том, чтобы хотя бы лишиться сознания и не испытывать этой жуткой боли во всем теле. Сломанные руки и ноги не слушались, а раздробленные ребра и позвоночник мешали дышать. Захлебываясь собственной кровью, Гефестион был даже не в состоянии закричать.
Он не помнил, сколько времени он пролежал, пытаясь хоть чуть-чуть привести в порядок воспаленные мысли. Наконец, истратив последние силы на борьбу с жестокой болью, он потерял сознание.