Граница. Выпуск 3

— Объяснял. Он все понимает, но стоит на своем. Говорит, что сначала окончательно отработается на этом корабле, а потом хоть куда. Но дело осложняется тем, что комендор-сверхсрочник мне по штату не положен. Вот что.

Передав и этот рапорт Озерову, Грачев произнес:

— Да. Над этим надо подумать, комиссар. Наверно, придется совершить бюрократический маневр: зачислить на одну должность, а исполнять будет другую. Все у вас, Михаил Алексеевич?

— Не совсем, — медленно проговорил Изотов. — Во-первых, вам привет от капитан-лейтенанта Субботина.

— В отпуск приехал?

— Нет. Письмо мне прислал. Кроме обычных приветов и рассказов о своей жизни, просит меня ускорить высылку его рабочих тетрадей. Они ему теперь очень понадобились. Запрос к нам по соответствующим каналам он послал.

— Придет запрос — вышлем. Вам его тетради не нужны?

— Спасибо, у меня своих полно. — Изотов замялся. — Дело еще вот в чем. Субботин просит меня на чистых страницах его последней неоконченной тетради перечислить наши замечания и предложения по размещению боевых постов и оборудования, включая и те, которые мы собираемся проверить на стенде зимой. Обещает, что уже сейчас часть из них может протолкнуть к реализации, мол, получил такую возможность. А после окончания курсов, в связи с предстоящим новым назначением, эта возможность станет больше. О макете он узнал, видимо, от наших отпускников или командированных. Субботин вообще обладает удивительной способностью подробно знать все о всех и всем.

— Ну, и что вы решили? — хмуро спросил Грачев.

— Раз появляется хоть какая-то возможность реализации наших предложений, то почему ею не воспользоваться? Это же наше общее дело. Напишу в его тетради, сделаю оговорки о тех замечаниях и предложениях, которые требуют проверки на макете.

— Так, значит, — еще угрюмей произнес Грачев и исподлобья посмотрел на Озерова, тот сдержанно усмехнулся.

Долго все трое молчали, и каждый знал, что все они думают об одном и том же: как доложит эти замечания и предложения капитан-лейтенант Субботин? Как свои собственные или как присланные ему старшим лейтенантом Изотовым? Скорее всего не так. Субботин офицер умный. Он изложит все замечания и предложения, как собранные личным составом его корабля. Не иначе.

Наконец Грачев откинулся на спинку стула и твердо сказал:

— Что ж, надо использовать и эту возможность. Идеи не вино, выдержки не требуют, а обмен опытом необходим, — он посмотрел зачем-то на часы, потом на Изотова. — Завтра справьтесь в штабе, пришел ли запрос на рабочие тетради Субботина. Еще скажите, чтоб перечень замечаний и предложений из вашей рабочей тетради размножили на машинке в пяти экземплярах с расчетом рассылки: в наше Управление, в конструкторское бюро, на обе бригады, где есть такие же, как у нас, перехватчики, начальнику курсов по запросу слушателя Субботина и в дело. Заготовьте препроводительные во все адреса за подписью начальника штаба. Согласны? Все у вас?

— Теперь все.

— До свидания.

Изотов надел мокрый, шелестящий, как жесть, плащ, расправил складки, привычным жестом, похожим на пионерский салют, проверил, правильно ли сидит фуражка, распахнул дверь и остановился. Лил плотный дождь.

Идя вслед за Изотовым, Озеров сказал:

— Садитесь в машину, подброшу до ДОСа[5].

— Спасибо. Тут всего метров двести.

— Садись. Промокнуть всегда успеем. ДОС ведь у самого КПП, мне все равно останавливаться.

— Домой, товарищ капитан первого ранга? — спросил шофер, надевая бескозырку.

— Куда же еще? И так жена пилит, что ночевать только прихожу.

Когда машина остановилась у КПП, шофер сказал:

— Товарищ капитан первого ранга, возьмем троих матросов, вон у КПП стоят. Им на совет рационализаторов в Дом офицеров надо, нам по дороге.

— Добро, — ответил Озеров и сердито добавил: — Да только на обратном пути не вздумайте девчат катать.

— Что вы, товарищ капитан первого ранга, разве в такую погоду по пути подбросить…

— Ладно, знаю, всегда обоснования найдете. До свидания, Михаил Алексеевич. Да, а как пес после качки, не сбежал с корабля?

— Он, Сергей Сергеевич, уже давно решил у нас служить сверхсрочно до конца своих дней, — отшутился Изотов и вышел из машины.

Лил дождь. Асфальт блестел, как поверхность канала. Шумели, роняя листья, деревья. Светились окна клуба, казарм, ДОСа. За пеленой дождя в промозглой тьме переливались стояночные огни кораблей. За ними был мрак, и только чувствовалось, как широко и грузно дышит море.

Илья Дворкин ВОСЕМЬ ЧАСОВ ПОЛЕТА Повесть

Натужно ревя винтами, «ИЛ-18» нехотя оторвался от земли, ушел в небо. Мягко щелкнув, спрятались в гнезда шасси.

Никита Скворцов невесело усмехнулся. «Прах сей земли мы отряхнули с ног». Он приник к иллюминатору, ощутил щекой прохладную, гладкую поверхность стекла.

Земля, которой он отдал эти месяцы своей жизни, медленно поворачивалась внизу, как подробная, искусно сделанная топографическая карта. Земля песков, каналов и гор.

Самые счастливые месяцы в жизни и дни кошмара, волчьей тоски…

Никита изо всех сил пытался приучить себя не думать о Татьяне, запретил себе это.