Или же это ненавистное, трижды проклятое слово — «терьяк», звучащее, как хруст ломающейся кости, служит катализатором в его воспоминаниях, помогает восстановить тот день по минутам, секундам?
Терьяк… The white death[6]
— белая смерть, хотя он совсем не белый, а бурый, как засохшая кровь.За разговорами незаметно подошли к сторожевой смотровой вышке, присели на плоский обломок скалы у ее подножия.
Таня была бледна, тяжело дышала. Но уже через несколько минут краски возвратились на ее лицо, глаза заблестели, вернулось и всегдашнее ее неуемное любопытство.
Метрах в десяти была граница, высилась ограда из колючей проволоки. Граница в этом месте проходила по гребню горной гряды, дальше начинался крутой спуск, переходящий в обширное плато — безрадостное, без единого деревца, густо усеянное скальными обломками.
Кое-где виднелись разбросанные в беспорядке плоские приземистые дома.
— Так вот она какая, заграница… — сказала Таня.
— Нравится? — капитан улыбнулся.
— Нет. Унылое какое-то место.
— Время сейчас такое, холодно еще. Погодите, летом зазеленеют поля, веселее будет. Летом здесь благодать. Внизу жарища, духота, а здесь хорошо. Ну как, на вышку будем подниматься?
— Конечно! Пошли быстрее, — заторопилась Таня.
— А вот быстрее не стоит, пойдем потихоньку. Вам сейчас лучше все делать неторопливо, пока не акклиматизируетесь.
Бабакулиев идти отказался:
— Пойду делами займусь. Нам ведь завтра работать, — сказал он Никите и побежал вниз, легко и стремительно перескакивая с камня на камень.
— Вот черт легконогий, — с завистью пробормотал капитан, — скачет, что твой джейран.
Таня засмеялась:
— Джейран! Звучит! А скажи: горный баран — совсем другое дело, обидно. Баран все-таки, хоть и горный.
— А есть здесь они — джейраны? — спросил Никита.
— Ха! Еще какие! Зайдете ко мне, покажу рога — ахнете. Вот погодите, выберем время, возьмем Авеза — он здесь каждую тропочку знает и охотник заядлый, отправимся за джейранами.
— А я? А мне можно? — спросила Таня.
— Тоже охотница?
— Нет. Я еще ни разу не пробовала, но очень хочется.
— Ну, если очень хочется — устроим это дело. Вот сходите с солдатами на стрельбище, карабином овладеете, и возьмем вас на охоту.
У Татьяны глаза загорелись.
— Карабином? Настоящим, боевым?
Никита и капитан переглянулись, засмеялись.
— Настоящим. Есть у нас легкий, кавалерийский — в самый раз вам будет.
— Диана-охотница, — хмыкнул Никита.
Они медленно, не торопясь, поднялись на первую площадку вышки, передохнули и полезли дальше. Ветер продувал насквозь.
На самом верху, в маленьком помещении, похожем на крошечную каюту, было тепло. Солдат-пограничник четко доложил капитану, передал бинокль.
С вышки сопредельная сторона просматривалась гораздо дальше, чем с земли.
Вдалеке виднелся довольно большой поселок. Дома лепились близко друг к другу. Крестьянин пахал землю. Когда Никита приложил бинокль к глазам, он увидел, что пахарь налегает на ручку сохи, а тащит ее понурый ослик. Видно было, что соха едва царапает сухую землю.
— Да-а, землица у них не больно щедрая, — сказал Никита.
— Мало земли, — подтвердил капитан, — вкалывают до седьмого пота, трудяги, а толку мало. Плохо живут, бедно.
Вдалеке в сторону границы шел солдат в долгополой шинели голубовато-серого цвета. На круглой шапке отчетливо видна была большая кокарда, что-то вроде орла. За спиной торчала винтовка.
— Жандарм, — пояснил капитан, — какой-то новенький, я его не знаю.
— А остальных всех знаете? — спросила Таня.
— Конечно. И жандармов, и жителей поселка. От мала до велика.
— Понятно, — сказала Таня, — это чтоб постороннего сразу отличить, да?
— Точно. На лету схватываете.
Капитан повернулся к дежурному.
— А что мотоциклист?
— Суетится. Шастает из дома в дом, да что-то быстро он оттуда выходит, вроде бы не больно привечают. А недавно переоделся, вдоль самой границы гулял. Конспиратор!
— А что?
— Да он с ишаком к осыпи притопал. У ишака две корзины через спину. Ну, как обычно. А мотоциклист щебенку стал в корзины грузить. Только сдается мне, товарищ капитан, этот грузчик первый раз в жизни лопату в руках держит.
— Интересно, — капитан хмыкнул, — занятно получается. Смена когда?
— Через несколько минут.
— Рашидов?
— Так точно, товарищ капитан!
— Ну, я с ним потолкую, но и ты не торопись уходить. Подробно все ему расскажешь.
— Слушаюсь, товарищ капитан!
Никита видел, что Тане не терпится засыпать капитана вопросами, и незаметно сжал ей локоть. Таня вскинула на него глаза, Никита нахмурился, покачал головой.
И Таня поняла, что расспрашивать не стоит. Если можно, капитан сам расскажет. Так и вышло.
Они шли обратно на КПП, капитан притих, хмурился, о чем-то думал.
— Третий раз за последнюю неделю появляется этот тип. Прикатит на мотоцикле, бегает, мельтешит, а зачем, непонятно. А тут еще этот фарс с переодеванием.
— Думаете, что… — начал Никита.
— Нет. Не думаю. Слишком все топорно.
— Тогда почему вы беспокоитесь?
— Обязанность моя — обо всем здесь беспокоиться. Может, и нет ничего, какой-нибудь коммивояжер ездит с образцами… Но ведет себя непонятно, а этого не должно быть.