Границы бесконечности

Он снова назначил официальных свидетелей из числа собравшихся в комнате и предупредил, чтобы его не прерывали, поскольку это путает допрашиваемого. Облизав губы, он повернулся к старухе и повторил весь ряд стандартных нейтральных вопросов: имя, год рождения, имена родителей, факты биографии… Успокоить матушку Маттулич оказалось труднее, чем готового сотрудничать Лэма – ее ответы были неровными, отрывистыми, и Майлз с трудом подавил нетерпение. Несмотря на кажущуюся легкость, допрос с суперпентоталом требует от следователя умения и выдержки. Сейчас нельзя рисковать. Постепенно он подошел к первым важным вопросам.

– Где вы были, когда родилась Райна?

Голос старухи звучал теперь тихо и плавно, даже сонно.

– Роды начались ночью. Лэм пошел за Джин, повитухой. Сын повитухи должен был позвать меня, но заснул. Я туда попала только утром, и было уже поздно. Они все видели.

– Что видели?

– Кошачий рот, гадкую мутацию. Чудовище! Их надо вырезать. Гадкий человечишка. – Майлз понял, что последние слова относились к нему. Старуха не сводила с него завороженных глаз. – Мутанты рождают новых мутантов, они плодятся, плодятся… Я видела, как ты смотришь на наших девушек. Ты хочешь сделать им мутантов, заразить нас всех…

Пора возвращать ее к главному.

– Вы когда-нибудь оставались с младенцем после этого?

– Нет. Джин – она от нее не отходила. Джин меня знает, она понимала, чего я хочу. Не ее дело, проклятой. И Харра тоже все время тут вертелась. Харра не должна… С чего это она так легко отделается? Зараза-то ведь в ней. Наверное, получила от своего отца, я спала только с ее отцом – и они все оказались плохие, кроме одной-единственной.

Майлз моргнул:

– Кто оказался плохой?

Кейрел сжал губы. Поймав на себе взгляд Майлза, староста уставился в пол, словно устраняясь от всего происходящего. Лэм и остальные парнишки слушали, разинув рты; Харра не шевелилась.

– Все мои дети, – сказала матушка Маттулич.

Тут Харра резко подняла голову. Глаза ее округлились.

– Харра была не единственным вашим ребенком? – спросил Майлз.

Очень трудно заставить свой голос звучать спокойно и хладнокровно, когда так и подмывает заорать. Ему хотелось сбежать отсюда…

– Конечно, нет. Я думала, она мой единственный чистый ребенок. Я так думала, но, значит, и в ней прятался яд. А я-то на коленях благодарила Бога, когда она родилась чистая. Наконец чистый ребенок, после стольких уродов, после такой боли… Я думала, мое наказание закончилось. Но, значит, она все-таки была мутант: тайный, хитрый…

– Сколько, – с трудом выдавил Майлз, – сколько у вас было детей?

– Четверо, не считая Харры, моей последней.

– И вы убили всех четверых?

Краем глаза он заметил, что староста медленно кивнул, все так же глядя в пол.

– Нет! – сказала матушка Маттулич. На миг сквозь туман суперпентотала прорезалось возмущение. – Двое уже родились мертвыми: первый и тот, весь перекрученный. А того, у которого было слишком много пальцев на руках и ногах, и того, с огромной головой, тех я вырезала. Вырезала. Моя мать – она проследила, чтобы я все сделала, как надо. Харра… Харра слишком легко отделалась. Я сделала все за нее.

– Так что на самом деле вы убили не одного младенца, а трех? – ледяным голосом спросил Майлз. Самые молодые из присутствующих – сыновья Кейрела и братья Журики – явно были в ужасе, а старшее поколение дружно прятало глаза. Да, они наверняка все знали.

– Убила? – сказала матушка Маттулич. – Нет! Я их вырезала. Так надо. Надо было сделать то, что положено. – Она гордо подняла голову, потом снова ее опустила. – Убила моих детей ради, ради… Я не знаю, ради кого. А теперь вы называете меня убийцей? Будьте вы прокляты! Какой мне теперь толк в вашем правосудии? Оно мне было нужно тогда! Где вы были тогда? – Старуха вдруг неожиданно разрыдалась, а потом столь же мгновенно пришла в ярость: – Если мои дети должны были умереть, то ее – тоже! Почему она должна так легко отделаться? Я ее избаловала… Я хотела, как лучше… я старалась делать, как лучше, это несправедливо…

Суперпентотал с этим не справлялся… Нет, решил Майлз, он все-таки действует, но ее чувства слишком сильны. А если увеличить дозу (с риском остановки дыхания), то эмоциональные пики выровняются, но признание не станет более полным. Его трясло, и он только надеялся, что окружающие этого не видят. Пора заканчивать.

– Почему вы сломали Райне шею, а не перерезали горло?

– Из-за Харры! Она не должна была знать, – объяснила матушка Маттулич. – Бедная девочка. Ей будет казаться, что мутант просто умер…

Майлз посмотрел на Лэма, на старосту Кейрела:

– Похоже, это мнение разделял еще кое-кто.

– Я не хотел, чтобы она услышала это от меня, – стойко повторил Лэм.

– Я надеялся уберечь ее от двойного горя, милорд, – сказал Кейрел. – Ей пришлось пережить такое…

Майлз встретился взглядом с Харрой.

– По-моему, вы все ее недооцениваете. Ваша чрезмерная мягкость оскорбительна для ее разума и воли. Она из стойкого рода, эта женщина.