Границы достоинств

Всё, о чём она так мечтала, было у её ног: отдельная квартира в большом городе, всяческие наряды и даже короткие юбки, о которых раньше Руфина и слушать не хотела. Но что-то мешало этому долгожданному счастью состояться, что-то мешало Белле чувствовать себя свободной.

Её тяжкий грех не остался в прошлом, маленький несчастный «свидетель» где-то живёт и растёт один, не зная, что на этом свете бывает по-другому. Понимание и неизбежность этого делает жизнь виновницы неспокойной.

Через полгода Белла забеременела и страстно желала, чтобы будущий ребёнок (ах, пусть это будет мальчик) отвлёк её от изводящих мыслей. Но вышло всё иначе.

Чем сильнее привязывалась она к новорождённой и с чувством нежности оберегала беззащитное доверчивое создание, трепещущее в кружевных одеяльцах, тем жгучей становилась её жалость к брошенному ребенку. Сама того не желая, она беспрестанно терзала себя жестокими фантазиями, представляя беспомощный живой комочек не в своих объятиях, а в каком-нибудь далёком приюте, плачущим и обречённым на одиночество. И тогда она начинала задыхаться от наплыва дикой болезненной нежности и невозможности прикоснуться к оставленной когда-то девочке.

Наконец, она решилась на невозможное, измучив себя пониманием того, что с безвозвратным ускользанием времени усиливается тяжесть её преступления. Укачав однажды дочку, она немедленно села писать матери письмо, но, как и девять последующих его собратьев, порвала на кусочки и сожгла. Лишь спустя год письмо дошло до адресата.

С трудом, дочитав до конца исповедь дочери, Руфина почти физически ощутила, как земля разверзлась у неё под ногами. Как она, прожившая полжизни, ничего тогда не заметила, не поняла? Как жила эти три долгих года, опутанная грехом дочери? Боль в груди разрослась до электрической. Не ко времени эта боль. Слишком рано. И преодолев её, женщина сделала вдох. Наверное, к лучшему, что муж не дожил до этой позорной минуты. Он умер тихо и спокойно, во сне. Последние дни отмирающие лёгкие плохо впитывали кислород, мозг находился в состоянии полусна. Но всё же мужчина успел узнать о беременности дочери и в ответ на новость улыбнулся слабеющими губами. На его последнюю долю выпало немного радости. Что ж, всё остальное достанется ей, Руфине. А боль пусть подождёт: сердцу предстоит долгая работа…

***

– Марат, я хочу поехать к маме.

Белла сняла с полочки стопку сложенных детских вещей.

– Почему сейчас? Мы же договорились подождать моего отпуска.

– Я не могу ждать. Я соскучилась. Пожалуйста, Маратик.

– Странно, то рвалась от матери, свободы хотела, то теперь тебя не удержишь пару дней.

– Я по маме соскучилась, а мама – по мне. Тем более ты не очень любишь туда наведываться. Я поеду.

Она продолжала укладывать вещи.

– Ну, я не знаю. Как ты поедешь с ребёнком?

– Я справлюсь, Маратик, не волнуйся. И я ненадолго.

Мать несколько секунд держала её в дверях, наконец, взяла внучку на руки.

– Я знала, что ты не выдержишь, – холодно проронила она, – но зачем Софочку такую даль повезла?

– Мама, где она? – прошептала Белла.

– Угомонись и не вздумай ей голову морочить. Девочка только начала привыкать. Сейчас она спит. Белла смогла немного избавиться от напряжения, распустила концы шарфика.

– Как её зовут?

Мать словно не слыхала её вопроса, раздевая внучку и забавляя её.

– Мама… – Белла поджала губы.

– В приюте её назвали Оксаной…

Молодая женщина мученически подбирала слова, которые помогли бы наладить разговор с матерью, но шли минуты, а она молчала. Софочка сползла с бабушкиных коленей и отправилась путешествовать по комнате. Женщины продолжали молчать, не решаясь даже взглянуть друг на друга. Наконец, Руфина не выдержала…

– Почему ты ничего не сказала раньше? Зачем молчала? Как могла ты поставить свой страх перед позором выше жизни родного ребёнка? Я не пустила бы тебя сюда, если бы не Софья. Поэтому ты и взяла её с собой, а не оставила с Ирмой?

Тихие детские голоса донеслись до них из другой комнаты. Обе женщины метнулись туда и остановились на пороге. И на смертном одре каждая из них вспомнит эти минуты.

Очень маленькое, совсем не больше Софочки, бледное создание во все удивлённые голубые глаза рассматривало черноволосую незнакомку, прильнувшую к её кроватке. Это было совершенно очаровательное, ангельское существо с дрожащими на ресницах влажными бусинками, не успевшими превратиться в слёзы. Белокурая девочка молча взглянула на вошедших и снова обратила свой взор на Софочку. Малыши с долгим интересом рассматривали друг друга. Потом Софочка нагнулась за куклой, лежащей на полу, но не взяла её себе, а протянула новой знакомой. Это была небывалая щедрость для полуторагодовалого ребёнка. Оксана улыбнулась в ответ и даже от радости вздрогнула, как вздрагивают пушистые щенки, обнаружив солнечного зайчика. Потом белокурый ребёнок потянулся в сторону Руфины и дважды изрёк слово «мама». Белла почувствовала, как покрывается мурашками от звука детского голоса.