Обидно. Какая ж я всё-таки дура наивная. Впахивала на износ, петляла чумным зверьком по городам, а он всё это время просто сидел на жопе ровно и ждал, когда глупая Ася появится на кладбище навестить маму. Не учла, что он мог запомнить единственное место, к которому я привязана.
— Дорого хоть сторож за услуги брал? — слабо усмехаюсь, поворачивая к нему голову.
— Бутылку, — ворчит Миша, подталкивая меня в плечо на водительское сидение и оттуда дальше, на пассажирское.
— Вот сучок, — фыркаю брезгливо, укладывая рюкзак себе на колени.
Водитель из Миши опасней пресловутой обезьяны с гранатой. За пару минут езды я дважды тянусь к ремню безопасности и, кажется, слышу, как загнанно колотятся во мне оба сердца.
Разум вопит: «Пристегнись!», интуиция настаивает: «Не нужно…». Кого из них слушать неясно.
— Так куда ты меня везёшь? — негромко спрашиваю, глядя на заострившийся профиль Миши.
— В поле.
Я почему-то делала ставку на реку или заброшенный подвал. Что ж, наверное, поле не худший вариант.
— Не поздновато посевы удобрять?
— Размечталась. — Дыхание сходит на нет, стоит безумию в его взгляде в меня вонзиться. Оно вжимает меня в сидение. Растаптывает. Уничтожает. — В багажнике лежит твоя персональная канистра с бензином.
Я содрогаюсь. Отвернувшись, смотрю в окно на суетящийся город, освещённый уютным светом витрин и фонарей. Пытаюсь решить, что безопасней: спровоцировать аварию или попытаться спастись на месте. Он, зараза, сильный, плюс оружие…
А выбирать и не приходится.
— Бля, — вдруг выдаёт Миша, теряя с лица последние краски.
Машину резко разворачивает куда-то вбок.
Глава 48
Внезапно.
В квартире тихо как в склепе. И холодно так же.
Я стою в проёме двери, разглядываю найденный под ковриком ключ. Запыхавшийся, с пакетом яблок под мышкой, которые Ася в последнее время грызёт килограммами. Кручу дубликат между пальцев, кошусь на пустую полку для обуви, а сердце будто стальным сплавом облили. Хочется как можно дольше постоять здесь, на пороге между неизвестностью и потрясением, но бесконечно топтаться в прихожей не выход. Рано или поздно придётся войти.
Ламинат тихо поскрипывает под моими ботинками.
В комнате Аси пусто. Нет, мебель на месте, кровать аккуратно застелена, с тумбочки безразлично смотрит плюшевый шарпей, но ощущение пустоты сквозняком проникает под кожу, заставляя часто и рвано дышать.
Срываюсь, как подорванный в сторону шкафа, шарю по полкам, выдвигаю все ящики — нигде ни следа. Вообще, ни следа, что она здесь бывала! Будто приснилась. Или я резко выпал в реальность из бреда.
Меня окатывает паникой. Предположения в голове не умещаются.
Ася за завтраком сказала, что нам нужно поговорить. Я тоже за это время многое понял и выяснил. Нам нужно было столько обсудить! Но, когда я пришёл забрать её из салона, то услышал, что Хрусталёва ещё утром отменила все записи. Отменила и ни слова мне не сказала.
Нет, не напуганная. Голос был нормальный, радостный даже.
Зашибись поворотец. Не могла же она уехать, не дождавшись?
Ау, Ася? Я почти нашёл выход!
А что, если псих меня опередил? Внутри всё переворачивается. Беру себя в руки, достаю телефон. Пропущенных нет, сообщений тоже. Стоя у подоконника, позволяю ветру остудить закипевшую голову.
«Абонент временно недоступен».
Сперва не отвечала, теперь вообще выключила телефон. Что ж ты творишь, родная?..
Достаю из кармана толстовки сигареты. Пытаюсь анализировать. Скандалов в последнее время хватало. Я весь на нервах, она на взводе. Каждый день, как слепые сапёры по минному полю — авось пронесёт. Чаще ошибались: в словах, в интонациях… и, наверное, всё-таки друг в друге. Иначе ума не приложу, что происходит. Ещё Марину к родителям с визитом вежливости некстати надуло. Неужели, сорвалась последняя капля?
Сцепились мы с Асей вчера капитально. Скула до сих пор в красных полосах от букета.
Курю, а сам смотрю на приоткрытую дверь и жду, что сейчас она одумается. Забежит, кинется мне на шею или будет ворчать, что хожу в ботинках по вымытому полу. Или спросит, почему споткнулась в прихожей о яблоки. Что угодно, лишь бы не неизвестность.
Но тишина молчит. Только порывы ветра гоняют по ламинату какой-то листок…
А чего не в глаза-то, Ася? Никогда не поверю, что такая, как ты может струсить в последний момент.
Дым сводит лёгкие. Роняю пепел на лист.
Красивый у неё почерк. Плавный… Щёлк промеж глаз — навылет. Даже боли почувствовать не успел.
С садистской улыбкой выжигаю каждую букву. Не было ничего написано. Или
Гашу окурок, затем отправляю его в окно в середине шарика из бумаги. Сейчас не до хороших манер.
Сбегаю по ступенькам, прокручивая в уме все наши ссоры за последнее время. Сгоряча было брошено многое, но ни слова обидного — только по делу: «я устал на работе», «мы об этом молчим», чаще просто затыкал рот поцелуями.