Границы памяти

— Что это было?

— Наш небольшой подарок вам, вождь, — Мэй дал знак остальным, что можно спускаться.

— Это... это... — Фред обнял смотрителя, но тот вырвался из объятий. — Спасибо. Это лучшее, что произошло со мной сегодня.

Служители собрались на нижнем ярусе.

— Вождь, должен сказать, — подошёл один из них, лысый и полноватый. — Башня ещё не готова. На втором этаже завелись летучие мыши, а на обзорной площадке — дождевая вода.

— И ещё, — вставил своё слово другой, коренастый. — Я видел мышей, а братья говорят, тут водятся змеи.

Улыбка непроизвольно растянулась на лице Фреда.

— Идеально.

5

Древние чёрные стены. Строгие как дедовские портреты. Не ты смотришь на них — они на тебя. Инкрим проводил по ним рукой, едва касаясь, будто гладил по щеке возлюбленную, боясь её разбудить. Стены, что покоились тысячи лет. Они рассказывали истории, заключённые в таинственные письмена. Непонятные закорючки, рисунки и знаки, в которых чувствовалась мощь, великая память. Символы и образы вещали о былых потерянных временах.

В одиночестве гуляя с факелом по коридорам шестигранной башни, Фред пытался читать письмена, однако не понимал ни буквы. Он вернулся на лестницу и снова с упоением от головокружения посмотрел наверх, туда, где в темноте, недосягаемой для факела, покоился символ, похожий на букву «Y».

Воспитательница детского сада убеждала маленького Фредди, что это буква латинского алфавита, и читается она по-английски как «уай». Нередко возникали комичные сцены: маленький Фредди спрашивает, почему, а воспитательница упорно кивает и повторяет: «уай», ведь на английском слово «почему» звучит аналогично. Но маленький Фредди спорил. Он упорно доказывал, что это цифра три. Вот только он до сих пор не представлял себе, почему цифра три изображена на флаге.

Фред вернулся в коридоры лабиринта. Здесь он чувствовал дрожь и холодное покалывание в груди — не физическое, скорее, от волнения, пробуждённого прикосновением к истории. Через какое-то время он перестал бояться, и вплотную касался стен, смело проводил по ним руками. Мрачные стены отвечали эхом на его шаги. От этого становилось жутко. Но темнота закончилась, и вдалеке, в конце коридора, показалась вертикальная полоска белого света. Чем ближе подходил к свету Фред, тем отчётливее слышал то, во что в этих мёртвых коридорах было труднее всего поверить. Пение птиц. Пение стало громче, когда Фред различил в полоске света узкое окно. Оно выходило на площадь. К щебетанию добавились голоса горожан, гуляющих по улицам Чхимтосэна. Какофония голосов. Городская суета. Вдруг — дождь. Лёгкий, недолгий, лишь прибивший пыль и немного ожививший город.

Оказалось, что птицы выдолбили в стенах норы. Фред засмеялся, прижался спиной к стене и сел у окна. Он был счастлив как ребёнок, непонятно от чего. «Мыши — внутри, птицы — снаружи». Он провёл рукой по лицу, несмотря на то, что руки почернели, и вымазал лицо чёрной пылью.

Из темноты коридора появился Мэй. Как всегда, он заикался от волнения.

— Вождь! Мы вас ищем. Куда вы пропали? Кто же так делает?

— Мэ-э-эй! — протянул Фред и распростёр руки. — Мыши внутри, птицы снаружи, — он нарочно испачкал свой нос, проведя по нему чёрной ладонью. — Кругом жизнь!

Наружу выходить не хотелось — холод, мрачное одиночество и таинственное величие башни тянули назад и едва ли не буквально пьянили. Но выйти всё же пришлось, иначе кандидат рисковал подхватить воспаление лёгких.

В сопровождении Мэя и полноватого служителя, имя которого Фред не успел запомнить, кандидат направился на базар. Это было ещё одно место, которые должно было пробудить воспоминания из прошлой жизни. Чего только здесь ни продавали! Пряности, сладости и сочные фрукты, рыбу, хлеб странной кольцевидной формы, огурцы, вишню, пироги и многое другое. Удивляло даже не изобилие вкусностей, а наличие знакомых с детства пирогов или вафель в трубочку. На вид, здесь царило разнообразие, да и на слух тоже — бесчисленное множество разноязыких голосов: женских, мужских и детских. Но вот о запахе сказать такого было нельзя. Запах в той части базара, куда явились кандидат и двое служителей, доминировал только один. Ненавистный Фреду с детства, он будто преследовал его всю жизнь. Дары моря! Осьминоги, кальмары, лобстеры, креветки, раки, крабы и невообразимое число сортов рыбы — вся эта гадкая масса, что ещё недавно плавала в море, теперь источала общий зловонный дух.

— Пошли отсюда! — не вытерпел Фред, зажал нос рукой и развернулся.

— Но вождь, — обратился полноватый, — мы специально сюда пришли. Будучи Инкримом вы так же не любили запах рыбы.

— Никто не любит запах рыбы.

— Но у вас он должен связываться с воспоминаниями из прошлой жизни.

— Что значит «связываться»? Я вообще иногда не понимаю, что ты говоришь. Кстати, как тебя зовут?

— Я уже два раза вам представился, — полноватый надул щёки и сложил руки на груди. — Вот нарочно не скажу. Вспоминайте.