«Грант» вызывает Москву

— Не успеет и пикнуть, — отвечал Демьянов, который по операции должен был заняться часовым.

— Ну, а если все же он пикнет?

Предусматривалось и это.

— А если кто-нибудь из бандитов опоздает на заседание и появится во дворе в момент операции?..

— А если не удастся быстро взломать ставни и бандиты успеют воспользоваться оружием?..

— А если кто-нибудь из вас пострадает от взрыва?

— А если в момент взрыва случайно на улице окажется военный патруль?

После каждого «если» наступало молчание — все думали. На эти шрагинские «если» и ушли часы, и работа их была похожа на коллективное решение алгебраической задачи с бесконечным количеством неизвестных. Но ни у кого и мысли не было обидеться на придирчивость Шрагина, все понимали: он хочет одного — чтобы операция прошла успешно и без потерь.

В среду вечер, к счастью, был пасмурным, и уже к семи часам, когда в квартиру Савченко начали приходить члены комитета, двор, с трех сторон сжатый домами, погрузился в темноту. Ковалеву стало труднее оставаться на улице: с приближением комендантского часа она совершенно обезлюдела, и всякая одинока фигура привлекала внимание. Но и это «если» было предусмотрено: он укрылся в темном подъезде дома напротив заветных ворот и оттуда вел наблюдение.

Во двор уже прошло четырнадцать человек, а должно их быть семнадцать. Ковалев ждал этих опоздавших, но и после восьми больше никто не появлялся. Ровно в восемь произошла смена часового у склада.

Ковалев вышел из подъезда, завернул за угол. Здесь в тихом переулке на скамеечке сидели Демьянов и Федорчук.

— Уже четырнадцать, — тихо сказал им Ковалев, не останавливаясь.

Федорчук встал и пошел к цели. Выглядел он весьма респектабельно: черное пальто с барашковым воротником, шляпа, в руках пузатый портфель. Минуту спустя за ним двинулся Демьянов. Чуть позади — Ковалев. Теперь его задача — в случае чего броситься на помощь товарищам и прикрывать их отход. Если потребуется огнем — под пальто у него был подвешен тяжелый маузер.

С независимым, уверенным видом Федорчук прошел в глубь двора — часовой должен думать, что это еще один гость Савченко. Но, оказавшись там, где была дверь в квартиру, Федорчук метнулся за угол дома и присел за мусорным ящиком. Спустя минуту часовой увидел вошедшего во двор пьяного мужчину, который явно искал укромный уголок. Пьяный качался из стороны в сторону, но шел прямо на часового, как бы не видя его.

— Хальт! — негромко крикнул часовой.

— Что хальт, почему хальт? — бормотал пьяный и, остановившись в двух шагах от часового, повернулся к нему спиной и занялся вполне естественным делом.

— Ду, руссише швайн, — выругался часовой и сделал шаг к пьяному, замахнувшись прикладом автомата.

Стремительно повернувшись, Демьянов всадил нож в грудь часового и навалился на него всем телом. Тотчас Федорчук вышел из-за мусорного ящика и направился к закрытым ставнями окнам квартиры Савченко. Туда же подбежал и Демьянов. Он взял у Федорчука похожую на кирпич мину. Федорчук двумя своими мощными руками взялся за низ ставен и изо всей силы рванул их на себя. Замыкающий болт выдержал, но завесы с треском вырвались из стены и ставни отлетели в сторону. Демьянов широко размахнулся и бросил сквозь окно мину.

Грохот взрыва настиг их, когда они уже выбегали на улицу. От удара взрывной волны они не удержались на ногах. Улица были пустынна. Только Ковалев стоял у ворот. Все они спокойным, неторопливым шагом направились к перекрестку, а там в разные стороны и бегом.

В этот же вечер перестал существовать и метранпаж типографии Кулешов. Он шел домой и когда свернул в свой переулок, то нос к носу столкнулся с каким-то прохожим — в последнюю секунду своей жизни предатель увидел перед собой Григоренко.

От взрыва мины не погибли только два человека: совершенно не пострадал прибывший на совещание из Львова представитель украинского центра Кривенко, и до утра прожил доставленный в госпиталь «отец» Савелий, которому оторвало обе ноги.

Релинк прибыл на место происшествия через час после взрыва. Никаких сомнений, что здесь совершена новая крупная диверсия у него не было. Не сомневался в этом и начальник полиции СД Цах. Это ясно было всем, кто видел мертвого часового и развороченную квартиру Савченко.

Посоветовавшись с Цахом, Релинк громко обратился к окружавшим его людям:

— Все ясно, убегая из города, красные оставили здесь мину замедленного действия.

— Безусловно, — подтвердил Цах.

Внушив присутствующим эту версию, они сразу уехали.

На другой день утром к Релинку был доставлен уцелевший представитель украинского центра Кривенко. Вид у него был страшный: его лицо было все в синяках и беспрерывно подергивалось, нижняя челюсть отвисла, франтоватый костюм забрызган грязью.

— Что это за тайная вечеря была у вас? — с яростью начал Релинк.

— Мы… вырабатывали… мероприятия… лучшей помощи… оккупационным властям… — запинаясь, еле слышно отвечал Кривенко.

— Почему я ничего не знал о вашем приезде?

— Вас… должен был… информировать… Савченко.

— Кустари! Идиоты! — крикнул Релинк и, сжав зубы, выдавил: — Как это произошло?