— Мать честная, ну что за город стал, на ходу подметки рвут, —проговорил опер и стал уточнять место происшествия. Борисов завел двигатель и погнал машину к общежитию —захватить Ларькина.
На этот раз они опоздали минут на десять, а то и меньше. Судя по собранным свидетельствам, когда Мозговой диктовал данные на Клипперта дежурному по городу, Череп ещё сидел в привокзальном ресторане с каким-то бородатым очкастым мужиком. Сидели чинно, прилично, заказали суп харчо, шашлык, салат и «Киндзмараули» — нет, бородач, кажется, не был грузином, хотя кто его знает... Когда дежурный передавал оперативную информацию на посты, Череп уже выходил из ресторана. К тому моменту, когда в ресторан заглянул сотрудник транспортной милиции, там не было и бородача. Клипперта в это время избивали за полтора квартала от вокзала —точнее сказать, убивали —три внезапно подскочивших парня в темных спортивных куртках и вязаных шапочках. Парни бросились наутек, а Клипперт остался лежать, истекая кровью, на тающем снегу. Когда грасовцы с опером подъехали к месту преступления, там уже суетилась дежурная бригада. Помимо прочего им сказали, что куртка Черепа была расстегнута так, как будто его убили с целью ограбления, забрав что-то из внутреннего кармана. На снегу алели красные пятна. Виталий побеседовал с медэкспертом и согласился с ним, что хотя пострадавшего и отвезли в «Скорую помощь», со сломанной шеей и пятью ножевыми ранениями, три из которых —смертельные, шансов выжить у него немного. Клипперт, однако, умер только ночью, так и не придя в сознание. Грасовцы какое-то время дежурили возле него. Форма черепа у него действительно была своеобразной —большая расширяющаяся кверху голова, почти идеально шарообразная от бровей до затылка, но внизу больше похожая на удлиненную волчью морду. В десять Борисов решил, что толку всё равно никакого нет, надо пойти и выспаться.
...Понедельник выдался солнечным, и намечавшиеся кое-где в снегу проталины объединились в темные ущелья, по которым к середине дня уже бежали веселые ручейки. Весна наступила как-то разом. Майору Борисову было жарко в его зимнем пальто, он устал и проголодался, но глядя по сторонам и вдыхая наполненный апрельскими звонами воздух, он чувствовал, что жизнь все- таки хороша.
Утро, по сложившейся традиции, прошло в оживленной переписке, маскируемой ничего не значащими разговорами.