После возвращения Рената дни потекли необыкновенно спокойные, что было особенно странно после недавней суматохи. Единственным серьезным отличием от дооренбургской жизни стал приказ Борисова дежурить в штабе как минимум вдвоем. Он продолжал тренировать молодежь, отлучаясь из Хлебникова переулка исключительно в спортзал. Даже на Лубянку с отчетом о поездке отправился вместо него Ларькин. Ничего особенного доклад не содержал, лишь наглую и безыскусную ложь о том, что на Урале обнаружены следы ископаемого вируса неземного происхождения. Вирус этот, вызывающий у человека попытки самоубийства, якобы действует настолько молниеносно, что его носители практически уже все погибли. Вместе с вирусом. Для объяснения пропажи уфолога воспользовались версией Оксиновского: Захаров просто ушёл из дома, повредившись рассудком, а транспортного средства никакого в помине не было. Руководство ФСБ проглотило эту липу со странным равнодушием: ну что ж, неземной так неземной, нет так нет, и слава Богу.
Конечно, не верилось, что это затишье реально. Но неделя проходила за неделей, закончился апрель, подошел к концу май. Садик перед особняком принял свой самый изумительный облик — расцвела сирень. Кустов сирени у здания ГРАС было не очень много, но запах все равно был одуряющий. Время шло, чрезвычайных происшествий не было, и апрельские приключения стали потихоньку забываться, терять свою былую остроту. Новых «ситуаций», требующих внимания, тоже не происходило. Даже летающие тарелки, появлявшиеся в это время в небесах разных стран, были такого типа, про который грасовцы прекрасно знали, где, в какой стране, в каком городе и на каком заводе они были выпущены.
Ларькин все глубже уходил в работу, превращаясь из спецназовца в рассеянного профессора, не отрывающегося от микроскопа и способного часами отрешенно сидеть в беседке. Только один раз, в самом начале, друзья-шалопаи осмелились его потревожить. Это было вскоре после возвращения Ахмерова. Виталий сидел у окна своего кабинета и ставил очередной опыт, пытаясь выяснить жизнеспособность вируса в слабокислой среде. Препарат, находившийся под микроскопом, должен был немного изменить свой цвет, и Ларькин собирался зафиксировать этот момент с максимальной степенью точности. Само собой, отвлекаться ему было никак нельзя. Аня сидела у другого окна с томиком Булгакова. Позже капитан притащил ей много других книг и научил играть в компьютер, чтобы она не скучала, но тогда художественная литература в ГРАСе почти совсем отсутствовала, и ему пришлось позаимствовать настольную книгу Ильи.
Надо же было так случиться, что именно в этот момент у Большакова и Ахмерова любопытство преодолело сдерживающие факторы, и они постучались в дверь лаборатории. Чертыхнувшись, Ларькин пошел открывать.