Грата

— Допустимое время для пилота в проколе, — пояснил Рэм. — По ТБ — двенадцать, так что спать мне вообще не обязательно.

— А так разве бывает? — юрист понимал, что тянет время, но разговаривать с мальчишкой-пилотом было всё-таки легче, чем лежать и ждать: придёт ли сон или очередной кошмар.

— Да вы не бойтесь, я посижу с вами, — понял его беспокойство Рэм. — Посижу, пока вы не уснёте.

— Ты, — поправил Ченич. — Мы же, вроде, договорились на «ты».

Парень посмотрел на него оценивающе: с одной стороны — ненавистный юрист, с другой — человек, которому реально сейчас несладко.

Рэм знал, что такое страх изменённого пространства. Пилоты тоже по-разному переносят прокол: кто-то ощущает тошноту, головокружение, боль в костях.

— Посижу, — повторил он. — Пока ты не уснёшь. Дерен говорил, что это помогает. Одно сознание становится как бы якорем для другого. И постепенно ты привыкаешь, что ничего страшного в проколах нет. Это только психосоматика, вроде панической атаки. Она от неизвестности. Хотя какие-то ощущения в Бездне многие ловят. Даже запах.

— А ты?

— А я — нет. Полёт как полёт. Вот при резком торможении с перепадом магнитки по мозгам может и прилететь. А при разгоне всё мягко.

— Надо же как, — покачал головой Ченич. — Просто страх…

Он проходил обследование. Парень был прав — противопоказаний к прыжкам у него не было, только вот это состояние потерянности в пространстве. Медик говорил, что это пройдёт. Таблеточки дал, которые помогали ещё меньше, чем уколы.

— Только, чур, ты ложишься и пристёгиваешься, — попросил Рэм. — Вдруг голова закружится? А ты вон какой здоровенный. Не дотащу потом до кровати.

Ченич кивнул. Конечно, по уму надо было принять душ и раздеться, но он решил позволить себе тоже побыть мальчишкой. Завалиться поверх одеяла и сделать вид, что спать он не будет, это просто такая игра.

И полёта никакого нет. Есть только странный попутчик. Ребёнок с опытом военного пилота. Будь проклята война, которая делает из детей убийц.

Рэм плюхнулся на пол рядом с кроватью и по-свойски положил ладонь Ченичу на запястье.

— Человек ко всему привыкает, — сказал он. — Когда только-только открыли зоны Метью, корабли прыгали всего на сорок секунд. Считалось, что дольше не выдержат ни люди, ни техника.

— А сейчас? — спросил Ченич.

Непонятно отчего, то ли совпало, то ли так на него действовал уверенный голос Рэма, но дышать стало легче.

— Точно не знаю, данные эти закрытые, — задумался парень. — Но на «Персефоне» у всех пилотов основного состава тестовое время больше положенных двенадцати минут. А один — вообще, как птица летает. Он как-то ориентируется без навигатора.

— В пустоте? — удивился Ченич.

— Ну, почему в пустоте? — Рэм привалился спиной к кровати. — Зона Метью — это такой мешок между моментом массы и скоростью. Если бы там совсем ничего не было, как бы мы в этот мешок попадали?

— Мне иногда кажется, что все эти полёты — мистификация. Меня просто усыпляют, а потом делают нечто такое, чтобы я поверил, что уже на другой планете, — пошутил Ченич.

Рэм рассмеялся и протянул руку, проверить силиконовые крепления, мягко прижимавшие юриста к постели.

— Двадцать минут до прокола, — сказал он. — Давай я тебе помогу уколоться?

— А сколько корт будет в прыжке? — быстро спросил Ченич. — Страх почти отпустил, но при мысли о засыпании снова накатила паника.

Рэм развернул над запястьем файл с сеткой координат и начал что-то считать.

— Если судить по исходным опорным точкам, это будет двойной прыжок, — сказал он. — Первый прыжок — две минуты, потом переполяризация, уход на орбиту С14, и снова разгон. Это займёт не меньше часа. А потом второй прыжок, ещё две минуты тринадцать секунд. Одинарный прыжок можно было и переждать, но переполяризацию многие плохо переносят, лучше всё-таки сон.

— А что, ещё бывает переполяризация? — удивился Ченич.

Он никогда особо и не вникал во всю эту механику перемещения корабля.

— Ага, — согласился Рэм. — Это когда внутренности корта переворачиваются под обшивкой. Так гасят скорость. На орбиту это корыто со сверхсветовой не выйдет, это не военное судно. Разнесёт его к хэдовой матери, дрезину старую. Значит, корт затормозит, опишет пару фигур по орбите, а потом опять начнёт набирать скорость. И вот как раз во время переполяризации с непривычки все кишки выворачивает.

— Как всё запущено, оказывается, — улыбнулся Ченич. — А ты знаешь, что мне с тобой и вправду спокойнее?

— Это типа отмазка? — рассмеялся Рэм. — Вы боитесь… Ты боишься уснуть?

— Боюсь, — легко признался Ченич. — Давай лучше поговорим? Ты знаешь, что десерт был отравлен?

— Как это? — Парень даже глазами захлопал. — А кто вам сказал?

— Служба безопасности сообщила. Вот. — Ченич щёлкнул по коммуникатору, вытягивая на всеобщее обозрение файл письма.

Рэм прочитал, почесал щёку.

— Значит, яд был в баллончике с коньяком? А ведь я мог догадаться. Он, этот официант, когда стал брызгать на мой десерт — глаза у него были красные. Наверное, надышался уже этой дряни.

— Похоже, что так, — кивнул Ченич.

— Кто-то подсунул ему баллончик. Ведь иначе он не стал бы сам пробовать ядовитый десерт.